– Там, это, бабка плов сготовила, узбекский. И драников, – кивнув на выход, он сам испарился из комнаты за секунды, а Шиза понимающе посмотрел на Винни:

– Иди, у-утешай.

– Блин, почему мужики такие сложные, – проговорила она, вставая. – Сама придумала, сама обиделась… Яр! Солнышко! Мы уже с утра с ним потрахались, все нормально, ты не помешал!

Шиза Яру не завидовал – если бы его так подстебывали, когда он ревновал, то точно навел бы какую-нибудь суету в своем стиле. Хотя Винни могла так же щедро раздавать пряники, как и кнуты, поэтому за ужином Яр сидел довольнее Васьки, которому перепал целый драник. После ужина он налил в термос горячего кофе, собрал в пакет оставшиеся драники, накромсал туда же колбасы и сообщил, что готов. Бабка перекрестила их в дверях, а потом пожелала, чтоб Перун подрал тех, кто их тронет. Винни осталась с ней одна – ее делом было приехать с утра раньше всех к другому выбранному месту и ждать. Бабай вышел с Шизой и Яром, но отделился сразу от ворот, потому что его задачей было найти машину для финта в заброшке. Под словом «найти», конечно, подразумевалось «одолжить», а еще точнее – угнать для дела.

«Заброшка» – так Яр назвал пустую коробку из бетона и арматуры, которая задумывалась больницей, потом детдомом, потом чем-то еще, но так и не стала ничем из перечисленного. Разве что пристанищем для алкашей и любителей поторчать без помех. Оказавшись внутри, Шиза с отвращением переступал через разбросанные под ногами инсулиновые шприцы и закопченные столовые ложки. Гнутые пластиковые бутылки и обычные, от водяры, имелись в еще большем количестве. Конечно, если идти в глубь здания, то там должно быть чище, но туда никто не ходил, незачем. Сам Шиза приперся сюда потому, что опасался двух вещей: что люди Сократовича устроят засаду раньше, чем они, на случай непредвиденного; и что их следы будут слишком заметны на ровном, чистом снегу вокруг и ветер не успеет занести их, потому что после полуночи прогноз обещал безветренность, отсутствие осадков, а наутро еще и солнце. Шиза прислонил прихваченную из арсенала Яра биту к стене, выбрал себе угол, куда не задувало и где было чище, чем везде, и достал сигареты.

– Не рано мы пришли? – поинтересовался Яр, поднимая воротник куртки.

– Да п-похрен, – вздохнул Шиза с какой-то небывалой легкостью – тут, на месте, его вдруг начало отпускать. Как будет – так будет. Он постарается только, чтоб прошло нормально. – Мож, рано. Но т-точно п-первее, чем они.

Ночью, само собой, дубак врезал нешуточный, но кофе из термоса и костер из досок в глухом углу тоже нехило спасали. Спать, как ожидалось, не хотелось, слишком нервно было. Говорить – тоже, но Яр, который все никак не мог удобно разместиться на перевернутом ящике, что приволок спустя полчаса отсутствия из недр бетонного монстра, все время бросал на Шизу нерешительные взгляды. Будто хочет что-то спросить и все никак не разродится. Шиза, кое-как устроившийся на похожем ящике, поднял ладони выше, к огню:

– Мы не вст-т-тречались. И д-даже не т-трахались. Харэ у-уже меня сверлить.

– Я не совсем это хотел узнать, – вздохнул Яр слишком облегченно для того, чтоб это было правдой. – Просто вот Вася, да… Вроде как хрень же – нагадал ей суженого, а это я. И она как-то сразу ко мне потянулась, и я к ней, как будто так и должно быть, как будто все вот правильно, чуешь? А я к таким, как она, раньше и подкатить боялся. С ней как-то все по-другому.

– С нами всеми всегд-да все п-по-другому. Сначала б-были только мы. Ну, еще д-двое были. П-потом, б-буквально на д-днях вот, Вася нарисовался. Д-думали, он т-тоже м-мудила. Но нет. П-привыкли даже уже. И что ни скажет – все сбывается. Так что т-ты ему верь. П-правду он говорит.

– Я верю.

– Вот и не суетись. Ха-ароший он м-мужик, свой. И Дип там… Поэтому мы за них и впи-писываемся. И за тебя впи-п-пишемся, если надо б-будет.

От мыслей о Дипломате стало тошно. Васю жалеть не хотелось, он, типа, как лев, что ли, которого гиены затравили всей стаей – второй раз за вечер Шиза сравнивал шаражку Сократовича с этими животными. А вот Дипломат на льва не тянул. У него из сильных сторон только подвешенный язык – что толку от таланта договариваться, если рот заткнули или вообще этот язык отрезали? Долбач. Сколько раз ему Шиза говорил – ходи в спортзал, хоть на беговой дорожке пыхти, чтоб, если что, дыхалка не подвела. Нет же, придурь, сидел за компами своими. Сильно ему сейчас это помогает?

Шиза прикрыл глаза, пережидая приступ бешенства, в которое намертво впаялось желание схватить этого долбача в белой рубашке за шиворот и прижать к себе.

– Эх, куски от колбасы отчекрыжил, конечно, – услышал он голос Яра и уставился на руку, протягивающую пакет, в котором угадывались бабкины харчи. – В рот не влезет.

– И не такое влезало, – фыркнул Шиза, вспоминая как-то раз на спор запиханные хот-доги.

Неизвестно, что бабка натерла в свои картофельные котлеты помимо картошки, но тоска отступила, и дальше неторопливый разговор за жизнь потек куда более плавно. Хватило их с Яром часа на два, потом часы до рассвета стали бесконечными, словно время утекало медленнее, чем должно было. Шиза смотрел на экран телефона, и ему казалось, что цифры не меняются.

Около четырех утра он затоптал тлеющие угли, докурил последнюю и стал выглядывать в окно, высматривая признаки жизни. Никого. Видать, Сократович так в себе уверен, что не перестраховывался. Было тихо, как в гробу, только один раз громко каркнула ворона, чем напугала Шизу до мурашек на спине.

– С-сука, – тихо сказал он и поежился.

– Винни выехала, – произнес Ярик, который с ней переписывался всю ночь, и Шиза показал ему большой палец.

Движуха началась в назначенное время, когда уже давно рассвело. «Гелик» подкатил, скрипя снегом, к зданию. Из него сначала вывалились два братка, затем самый здоровый вытащил с заднего сиденья кого-то, отдаленно знакомого, и Шиза с удивлением узнал Дипломата, тощего, как вешалка, согнувшегося и с заклеенным глазом. Вторым Шахтер лично вытолкал Васю, и