сюда приперлась, или это игра, притворство? Фантазия одной не такой уж и маленькой девочки. Он прислушался к ней, устроив руки на ее бедрах. На Маше была скользкая бабская ночнушка с кружавчиками по краю, который оканчивался чуть ниже попы, и больше ничего. Нырнуть пальцами под тонкую ткань, провести по мягкой коже, задрать край до поясницы… Маша сделала быстрый глубокий вдох и рвано выдохнула, вдруг отстраняясь, но Хром поймал ее руки прежде, чем она смогла что-то ими предпринять, резко перекатился и подмял ее под себя, прижав запястья к матрасу.

– За дверью Мансур, – прошептала она. – Если я не выйду через час…

– И он тебя сюда одну пустил?

– У нас есть некие… договоренности. Ему это неинтересно, не переживай.

– Я понял. Но ему будет интересно, если ты вовремя не выйдешь.

Хром улыбнулся, видя, что Маша теперь, оказавшись в невыигрышном положении, старательно отводит взгляд. Сквозь тонкую ткань он чувствовал ее трепет – настоящий, не наигранный, – а она, видимо, почувствовала его, но вместо удовольствия на ее лице мелькнул страх. Хотя могла же в любой момент пискнуть, рот ей никто пока не затыкал. Хром разглядывал ее, вжатую в матрас, такую вдруг беззащитную, с этой длинной волосней, заплетенной сейчас в целомудренную косу, но притом в вульгарной ночнушке размером с чехол от зонтика. И вдруг стало на все плевать – не в глобальном масштабе, конечно, – а в рамках этой ночи. Что будет утром, что будет с ними вообще, Хром пока не видел и не знал. Зато точно понял, чего хочет эта женщина.

– Только давай договоримся, без твоих этих фокусов, – он двинул бедрами, прижимаясь еще плотнее, и Маша тихо застонала на выдохе. Попыталась сдвинуться, но Хром не пустил, и тогда она забилась в его руках, стараясь высвободить свои из захвата. Хром и так собирался их отпустить, потому что все самое интересное у них с Машей происходило ниже, но, перед тем как продолжить, тихо сказал ей в губы, словно это ее первый раз. – Не бойся. Не обижу.

– Я же пальцы тебе ломала.

Их глаза наконец встретились – Маша смотрела на Хрома загнанным зверьком.

– Мамка меня всегда ругала, что я слишком добрый, – улыбнулся он перед тем, как ее поцеловать.

И дальше наконец все пошло как надо.

Ощущение сюра происходящего не покидало до рассвета. Или это был один бесконечный сонный паралич, где, слава хтони, его не посещали никакие другие монстры. Маша, конечно, ушла раньше, и только спустя, наверное, минут десять после того, как встал, посмотрел в окно на светлеющее вдалеке небо и оделся, Хром вдруг осел на матрас и понял, что не может пошевелиться. Словно замороженный, он завалился на бок и пролежал так, пока за ним не пришли люди Сократовича. На прощание Маша сказала, чтобы он ничего не чудил и не лез под горячую руку босса, и Хром, конечно, понимал, что она говорит это на полном серьезе, а не из вежливости. Но не ждал, что она ему устроит такую подлянку.

– Дождись, когда все кончится. Просто терпи, – сказала Маша, пряча от Хрома печаль в прощальном поцелуе.

Она ушла, оставив после себя слишком много приятного в теле и тяжелого в голове. Хром теперь видел не холодную расчетливую суку, а еле живую девчонку в мини-юбке, брошенную в крови и ссанине под мостом возле трассы, и он точно не мог теперь эту девчонку ненавидеть. Даже за то, что она, устроив этот столбняк, помешала ему сделать дальше. Наверное, пыталась перестраховаться, чтобы Хром не сорвал сделку и сам не подставился под удар, но из-за этой «заботы» он был лишен теперь и возможности спасти друга.

Утром его протащили по двору к машине, мимо красивой резной деревянной беседки и огромного черного мангала, где один из братков жарил совсем не шашлыки. Рядом стояла большая железная бочка как для компоста, в которой этот мужик кочергой трамбовал какие-то вещи. Увидев в бочке почерневший рукав знакомой шубы, Хром замычал – рот ему заклеили – и ничего больше сделать не смог. Через секунду его пихнули за ворота и бросили в «гелик», рядом со смиренно забравшимся туда же Дипломатом. Тот, как смог, подвинул Хрома так, чтобы не заваливался, и вдруг уставился в афиге на его лицо.

Хром и сам не заметил, как щеки стали мокрыми, а перед глазами все поплыло.

– Чё, простыл, что ли? – донесся с переднего сиденья голос Шахтера. – Надо было тебе все-таки шубу оставить, – сказал он таким голосом, как будто не сам лично отдал приказ ее сжечь.

Хром посмотрел в ответ с ненавистью, но лысого это, конечно, не испугало. На его харе четко читалась уверенность в том, что сделка пройдет как надо его боссу, и это как раз настораживало. Если вещи не вернули, то и самого Хрома возвращать вряд ли собирались. Конечно. Иначе бы все было слишком просто.

Когда трасса перестала шуршать под колесами, Хром глянул в окно: они подъезжали к какой-то заброшке. Окна выбиты, дверные проемы зияют черными голодными ртами.

– Иди проверь следы, – сказал Шахтер одному из своих ребят. Тот быстро метнулся, осмотрел территорию и доложил по рации, что все чисто. Шахтер отдал приказ ждать в машине, пока не подъедет их гость. Наконец, когда на горизонте появилась одинокая ушатанная «Приора», он скомандовал двум бойцам занять позиции по бокам у стен разрушенного здания, дождался, пока тачка подкатится ближе, и обернулся на Дипа с Хромом. – Он?

Рты у обоих были заклеены, руки в браслетах лежали на коленях – спасибо, что хотя бы не за спиной. Хром быстро переглянулся с Дипломатом, прочитав в его здоровом глазу решительность, и кивнул Шахтеру утвердительно. Дипломат, чуть помедлив, тоже кивнул. Пошевелив ногой внутри ботинка, подошвой стопы Хром нащупал свое единственное оружие. Закашлялся, склонился насколько мог и незаметно подтянул ногу чуть выше, сильнее согнув ее в колене и опуская руки ниже. Как только Шахтер и его шавки вылезли из тачки, появился шанс достать нож. Оставалось гадать, зачем на эту самоубийственную встречу вместо Шизы на чужой тачке прикатил Бабай.

Спокойной ночи, малыши!

– Там! – Бабай, влетевший в комнату, дышал как