– Нет! – дернулся Хром, но Шахтер тут же прижал его к стулу. – Слышь, Макс, не делай ничего, ты вообще там охренел?!

Лица коней таяли перед глазами, стекая и превращаясь в лужицы на мраморном полу. Хрому поплохело.

– Уберите это, – сказал Сократович то ли про Хрома, то ли касаемо испачканного в красном мрамора, и Машенька дернулась к ведру одновременно с двумя мужиками, вернувшимися со двора. Хрома тут же схватили и потащили, брыкающегося, по лестнице наверх, но не в мансарду. Он что-то орал, даже двинул одному пару раз в бочину, пытаясь извернуться и выхватить ствол или палку, но довольно ощутимый удар в висок на короткое время вырубил эмоции вместе с сознанием, а в себя Хром пришел уже от холода, обнаружив, что лежит в поддоне душевой. На него лилась ледяная вода, не давая легким вдохнуть полностью, но отрезвляя мозг. Он пошевелился, и сверху предупредили, чтоб не дергался. Бросили в него душевую лейку, мол, дальше сам, и закрыли кабинку.

Остаток дня Хром проторчал, запертый в мансарде. Жратву ему тоже таскали теперь наверх, не приглашая вниз, отчего он понял, что перестал быть нужным как «сотрудник», перейдя в разряд объектов купли-продажи. Водили в сортир, и он, обнаружив там блокнот и карандаш, послал «Шизе и Ко» письмо счастья с угрозами, что он сам, в отличие от дылды, отгрызет им не только носы, но и все остальное, если не передумают, но ответа не получил. Перед сном, во второй раз оказавшись у тумбы, Хром нашел в ящике сверток. Ножик-бабочку, обернутый бумажкой. На бумажке – очень крупно две буквы, криво обведенные дурацким сердечком. Чуть мельче, внизу, подпись: «Душнила, это тебе, колеса колоть. Встреча завтра в десять. Будь готов».

– Придурки, – хмыкнул Хром. – Какие же вы придурки.

Он спрятал нож в ботинок – единственное место, куда можно было присунуть его без палева. Остальные вещи, за пару часов высохшие на батарее после холодного душа, карманы имели, но хранить в них такие предметы Хром не рискнул бы. Варианты устроить диверсию наперевес с Дипломатом не рассматривал, свалить в одного по-тихому – тоже, мало ли, порешают еще пацана за ненадобностью. Хром прикинул, что в доме примерно пятеро бойцов, не считая Шахтера, плюс Дип, Машенька и их главный. Видел камеры в гостиной и у входной двери, а сколько их еще по территории, неясно, может, и на въезде сидит охранник какой: дом не из простых и не такое пестрое логово из всего подряд, как было у коней. Тут все продумано до мелочей.

Вернувшись обратно на матрас, словно пес на лежанку, Хром от нечего делать достал записку и карандаш. На обратной стороне бумажки нарисовал условный ковер, даже узоры какие-то изобразил и стал ждать.

– Ну где ты там, дружище?

Коврик явился спустя несколько минут, пошевелил эти узоры, сложив их внутри рамки в одно большое сердце с кучей сердечек по периметру. Хром фыркнул – ну что за инфантилизм такой у всех вдруг проснулся!

– Покажи мне лучше, ты сам-то где? Откуда тебя забирать?

Ковер молчал. Обвел сердце жирным контуром и даже каким-то образом повторил те две буквы с обратной стороны листа – сам он ни буквы, ни цифры писать не умел, – изобразив из завитушек внутри сердца вихрастое «ты».

– Да, я тебя тоже, ковер. Чё за сопли-то сразу? Прорвемся.

Спустя, по прикидкам, час препираний с глупым барабашкой Хром бросил эту затею и сложил бумажку к ножику, устав наблюдать за растущей геометрической прогрессией сердец на узорах. То ли паника у ковра была, то ли предсказание такое странное… Смысл сего перформанса Хром понял уже позже, а пока ему оставалось смириться и ждать, гадая, что же такого задумал Шиза. Учитывая его натуру, тот явно что-то задумал. Поэтому остаток вечера Хром провел в полусне на матрасе, пытаясь забыть все, что видел. Смерть бедной женщины никак не шла из мыслей, так и стоял перед глазами ее заляпанный бежевый фартук, в котором она вышла из кухни, и в ушах все еще звенел тот выстрел. И Хром старался думать об Ольге, о камне, о том, каким образом это все закончить. В то, как плохо это закончится утром, верить совершенно не хотелось.

Он проснулся от странных ощущений. Глаза не открывал, но, судя по всему, в мансарде давно стемнело, а свет ему, конечно, не включили – просто заперли изнутри, делай что хочешь, хоть танцуй, хоть песни пой. Мог бы, в принципе, сам дойти и включить, вот только… Что-то теплое двигалось по ноге. Чтобы понять, хватило минуты, и Хром пробормотал, не разлепляя глаз и даже не шевелясь:

– Клиент никакого массажа не желает.

Маша усмехнулась, продолжая гладить его по колену. Это было на удивление приятно: тепло от ее ладони сквозь ткань штанов расползалось по коже, тело как будто плавилось, но при этом ощущалось бодрее. Словно обновлялось. Она погладила его по ребрам, придвинулась ближе, так что Хром уловил ее дыхание, и провела пальцами по виску. Голова от пойманного на лестнице удара прикладом тут же перестала болеть, мысли прояснились. Хром не стал лезть ей в мысли – потому что не хотел. Он вдруг расслабился, вытягиваясь на матрасе во весь рост. Маша гладила его молча, а он ловил кайф, как от растяжки после хорошей трени. Опомнился только, когда на него забрались сверху.

– «Мальчики» надоели? – проговорил он сонно, стараясь не зевать. Будто спал и не спал одновременно.

– Завтра вас… увезут, – Маша сглотнула, сделав паузу, – а мы даже толком не пообщались.

– Хочешь пообщаться? Ты вроде сказала, для тебя это только работа.

Она склонилась, почти касаясь его губами возле уха, и прошептала:

– Иногда она должна приносить удовольствие.

– Угу. Как у тех мудаков, которые стреляют пацанам в затылки.

Хром открыл глаза и посмотрел на нее, силясь понять, действительно ли то, что он чувствует сейчас, это именно его чувства, а не старания Машиных умелых пальцев. Действительно ли ей стало сегодня так страшно, что аж