– Так а ты чего вернулся?

– Да так, – ответил он уклончиво, надеясь, что голос не подведет. И действительно, как объяснить, зачем приперся в самый эпицентр ада, и это даже не органы опеки.

– Опять будешь рассказывать мне про свою больную маму, которой срочно надо дать знать, что с тобой все хорошо?

Пашка помотал головой. За тот прокол с него уже спросили по полной программе, и Маша, желая выслужиться перед боссом, в тот раз не стала его покрывать, а сдала как есть. С чего бы ей делать это сейчас. Тем временем она вдруг придвинулась ближе, протягивая ему конфетку, как ребенку.

– Забыл что-то?

Этот диалог вдруг стал похож на случайную встречу двух соседей, Пашка даже моргнул от удивления и молча кивнул. Маша вздохнула с тоской, отчего ему стало еще больше не по себе, чем если б она, например, разозлилась и сплела бы из его руки косичку толщиной со свою.

– Забрал?

– Забрал.

– Ну так иди. Пока можно.

С недоверием подняв голову, он посмотрел в ее лицо. Вместо змеиной маски оно было вполне обычное, человеческое.

– Давай со мной, – сказал он вдруг, сам от себя не ожидая, но Маша поджала накрашенные губы.

– Не могу. Меня искать будут сразу. А тебя не будут.

– Почему?

– Потому что тебя здесь и не было. – Она толкнула его в плечо бесцеремонно, видя, что он тормозит: – Иди, дурачок. А я схожу к Мансуру.

– У него же харам.

– Пф-ф! Харам, – Маша фыркнула. – Мне его член и не нужен. Он потрындеть любит за жизнь, и чтоб его слушали. Я что-нибудь придумаю. А ты – вали. – Потом протянула руку и пригладила замершему в оцепенении Пашке волосы на лбу с легкой улыбкой, провела по брови над больным глазом, словно пытаясь его успокоить. – Отклей ты уже эту повязку. И если увидишь Васю раньше меня – скажи, что бабы тоже люди.

Она пошла вперед, уверенная в себе, как и всегда, а Пашке захотелось сказать ей что-то, какие-то слова благодарности, но он понял, что они ей не нужны. Она делала это для себя, а не для него.

Душнила

Когда кончились пестрые шапки одиноких остановок, а серые крыши и унылые прямоугольники хрущевок уступили промзоне, Хром понял, что Винни гонит «уазик» подальше даже не из района, а из всего города. И это к лучшему – целее будут. Его усадили на заднее сиденье посередине, между Бабаем и Шизой. Ярик плюхнулся спереди, видимо, чтоб поближе к своей зазнобе, потому что в остальном он бы точно упал рядом с Хромом: и сам Яр, и Шиза явно клевали носами, это даже без чуйки было заметно. Бабай, тихо матерясь, ковырял браслеты куском проволоки, которую Шиза, не выдержав и десяти минут, выдернул из его рук и за два щелчка снял с Хрома один, а со вторым возился чуть дольше, но тоже расправился без особых помех. И дальше часть пути, пока все ловили отходняк от адреналина, Хром, как и все, кроме Винни, провел с закрытыми глазами и молча. Силы вроде бы медленно возвращались, но их хватило лишь на то, чтобы залезть пальцами в ботинок и нащупать там клочок бумаги. Хром развернул листок, поднял выше, на просвет, и тихо позвал:

– Ковер? Ты тут?

Узоры из сердечек застыли темно-серыми линиями на клетчатом фоне и признаков хтони не подавали. Все было так, словно школьник начертил в черновике стремное и жалкое подобие валентинки.

– А г-где ш-шуба?

Хром повернулся к Шизе, помятому и взъерошенному, подобно вылезшему из лужи мартовскому воробью.

– Ее больше нет.

– Т-твою ж… – тот поморщился, закрыл ладонями лицо, растирая ими щеки и выругиваясь. Потом сел ровнее, будто словил в задницу шило, и скомандовал Винни: – Разворачивайся! Рули об-братно в г-город, кому г-г-говорю!

Но девчонка продолжала ехать по прямой, не сбавляя скорости и даже не думая его слушаться. Хрому вдруг стало душно – в прямом смысле. То ли побочка после Машенькиных манипуляций с организмом, то ли отложенный стресс после стрелы, то ли все вместе, – но ему буквально перестал поступать в голову кислород. Хотя, конечно, о главной причине такого упадка Хрому думалось с особым трудом.

– Мне надо… надо выйти, надо… – пробубнил он еле слышно, отпуская бумажку в полет под ноги.

На этот раз по команде тачка затормозила, быстро съехав на обочину. Хром едва дождался, чтобы дылда вылез первым и выпустил его, кое-как выбрался из «Патриота» и пошагал прямо в кювет. За спиной с шумом пролетали другие тачки и еле слышно переговаривались четверо, в основном различались заикание дылды и нотки упертости в голосе Винни. Оба о чем-то спорили, но вслушиваться Хром не стал. Он долго смотрел на оставленный вдалеке город, а в мыслях – ни одной картинки, даже зацепиться не за что. Потом понял, что не в мыслях, а где-то пониже, под ребрами – пустота с Орловский карьер, только именно что пустая, ничем не заполненная яма с ненадежными краями. Хром развернулся обратно к товарищам, набрал в грудину побольше ледяного воздуха, чтобы там не щемило так, и бухнулся спиной в снег.

– Э! – тут же завопил Бабай, подбегая к нему по глубоким сугробам. – Э-э-э!

Шиза так же быстро нарисовался с другой стороны и, склонившись, на пару с мелким выглядел так, словно заглядывает сверху в гроб.

– Ты ч-чё? Чё с т-тобой?

– Ничего, – проговорил Хром. Он почти не чувствовал, что губы шевелились, но слова все-таки прозвучали, пусть и немного чужим голосом: – Отвали.

– Ты чё к-козлишь, В-Вася?

Шиза присел рядом с ним на корты, пихнул ему в губы сижку и подпалил спичкой, прикрывая ее своей граблей от ветрища. Прикурить удалось с десятой по счету, и девять предыдущих словили на себя все известные дылде ругательства. На душе у Хрома чуть полегчало. Он сделал длинную затяжку и сел кое-как. Шиза, конечно, на него орать бы вряд ли осмелился, но