Эридан, распрямившийся над трупом фомора, с удивлением обернулся. Королева был низвергнута на землю, вся в его распоряжении, в лапах истекающего кровью одноглазого дракона.

Огненный меч Сехтена подрубил ноги мертвому коню, тот безмолвно завалился набок, подминая под себя всадника. Второй удар двуручником раздробил ребра нежити и заставил зловещую силу покинуть замороженные останки. Горстка костей, обтянутых плотью, затихла, и шрамоликий устремился к Лемифинви. Вместе с Каленгилом они добили двух последних, Ятар не без труда обезглавил последнего фомора под метания объятых пламенем мертвецов.

По земле прошла волна дрожи, опрокинувшая нескольких эльфов. Недалеко от окончательно упокоившегося всадника, разбрасывая огромные куски спрессованного снега, выросло дерево, усыпанное крупными розовыми цветами. Ветви, похожие на длинные плети ивы, трепетали, словно это дерево дышало, по лозам, из которого был сплетен толстый ствол, пробегали пульсирующие волны.

Мэб забилась в драконьих объятиях и, понимая, что не сможет выбраться, снова прибегла к магии. Тифлингесса почувствовала, как волна сырой мощи прошила ее насквозь, срывая чешую с плоти, словно сухие листья, ломая кости, разрывая мышцы и опасно сжимая внутренние органы. Кьяра закричала, когда этот чудовищный порыв обнажил грудную клетку дракона, сломал наросты на черепе. Глазница пылала огнем, захрустела гортань и прочные шейные позвонки. Невидимая сила грозилась оторвать голову, но она продолжала держать свою пленницу. Похожая волна ударила по альбиносу. Часть он отразил щитом, и это помогло ему устоять на ногах. Предвкушение скорой расправы над врагом заставило его двигаться против этой чудовищной волны, грозившейся сорвать его доспехи и превратить тело в комок обнаженной боли. Укрывшись щитом, он делал шаг за шагом, несмотря на яростные вспышки молний, рассыпающие горячие искры. Солнечный меч описал дугу, срезав одну из бледных рук и оборвав сложную вязь заклинания, а второй удар аккуратно, чтобы не задеть Кьяру, перерубил могучие крылья владычицы. Она закричала, и эти крики больше походили на плач раненного оленя. Солнечный клинок медленно вошел в ее тело, расплавляя черную сталь нагрудной пластины, а затем устремился к сведенному криками горлу, по пути рассекая доспех, ребра и внутренние органы врага. Кажется, она умерла раньше, чем белобрысый закончил этот мучительно долгий прием. Кьяра выпустила дымящиеся останки некогда гордой королевы. Белобрысый занялся поимкой души, чародейка переключилась на последнего серьезного противника — гигантское дерево.

То как раз всплеснуло плетеобразными ветвями, раздавая тумаки обступившим его эльфам. Лаемар с криком отлетел в сторону, другая плеть обхватила Селани и запихнула в какую-то щель в стволе. Эльф исчез в ней полностью. В голове Кьяры роились открытые Кереской знания. Тифлингесса сплела когтистые лапы в сложном жесте, произнесла магические слова на драконьем, и жизненная сила потекла из дерева, словно сладкий сок по весне. Цветы съежились, ствол распался на отдельные дергающиеся от боли лозы, и все стихло. Из кучи жухлых растений выбрался Дефераер, весь липкий от древесного сока, помятый и усыпанный занозами. Арум и Хатаэ оттащили крепко ударившегося о землю Лаемара. Эридан рухнул на колени, снял шлем и громко взмолился Темпусу. Кьяра различала слова благодарности. Солнечная аура Элледина угасла, он схватился за грудь и упал со стоном. Эридан сорвался с места.

— Арум! — закричал он, поднимая друга с земли.

Поднялась суета, жрец подбежал к командиру гвардии и быстро зашептал слова возрождения. Золотистый сделал вздох, и у всех отлегло от сердца.

— Кто еще за кем присматривает, — пробормотал белобрысый.

Эльфы разбрелись по полю добивать врагов, а затем снова стянулись вокруг Эридана. Тот подошел к тифлингессе.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Она попала по тебе каким-то заклинанием.

— Я цела, пострадала только моя драконья сущность.

— Это была хорошая идея, схватить ее, — эльф улыбнулся. — Что бы я без тебя делал?

Девушка молча пожала плечами в ответ.

— Злишься на меня? — спросил он.

— Нет.

— Тогда почему такая смурная? Мы победили. Время радости.

— Неважно, — пробормотала она. — Вряд ли ты захочешь об этом говорить.

— Ты о Зариллоне? — догадался Эридан.

Кьяра кивнула. Вопрос с магом все еще был не решен.

— Ты предлагаешь мне простить предательство? В честь нашей с ним дружбы? А была ли дружба? Я уже не уверен.

Голос альбиноса задрожал от злости, и Кьяра поняла, что слушать он не намерен.

— Я ничего тебе не предлагаю. Вообще неизвестно жив ли он, — чародейка дернула хвостом и пошла прочь.

— Мне все равно, жив ли он. Уже не моя забота, — раздалось у нее за спиной и заставило ускорить шаг.

Эридан распорядился сжечь все останки, и эльфы стали стаскивать тела. Сожгли и Мэб, только белобрысый предварительно отрубил фее голову.

Лихорадочно веселые эльфы суетились, словно муравьи, а Кьяре было тоскливо. Она отсела от общего веселья и приложилась к бурдюку с запасенным вином. Ее одиночество разбавил Меллот.

— Это что? Вино? — спросил он.

— Если Его Величество потом не будет ругаться, — сказала тифлингесса, протягивая ему бурдюк.

— Его Величество жутко занят, — ответил эльф. — Думаю, ему не до пьянства двоих.

Прежде, чем он успел поднести вино к губам, Хатаэ выхватила бурдюк.

— Троих, — сказала эльфийка, сделала большой глоток и обтерла губы ладонью. — Бедный Анеркаш, ему там еще долго сидеть.

— Ничего, — проворчал Меллот, возвращая себе отнятое. — Мог бы уже и лежать мордой в снег, — он сделал глоток. — Везучий тощий ублюдок.

— Он молодец, — осадила эльфа чародейка, — это было смело. Моя идея с головой тоже сработала.

Она сделала еще один глоток и отдала бурдюк эльфам на растерзание. Ей захотелось взглянуть на магическую тюрьму Мэб. Анеркаш, вернув себе естественный облик, сидел, облокотившись о прозрачную стену куба. Девушка потрогала ее снаружи. Подушечки пальцев слегка покалывало. Сырая магия, которой придали плотность и форму.

— Ты в порядке? — спросила она волшебника. — Знаешь, что это?

— В порядке, — ответил эльф, его голос звучал глухо из-за стены. — Эта тюрьма держится час, так что не уходите без меня.

— Не волнуйся, не уйдем, — улыбнулась Кьяра. — Если хочешь, могу составить тебе компанию.

Тот отрицательно помотал головой. “Сыч, любящий одиночество”, - подумала чародейка. Она вернулась к Меллоту и Хатаэ, которые уже успели поругаться из-за какой-то мелочи, отняла у них бурдюк и продолжила пить, не обращая внимания на происходящее вокруг.

В небо взметнулся дым от огромного костра. Арум заканчивал перевязку раненых, когда на горизонте показалась стайка белых зверей. Волки прибежали на звук и запах паленой плоти.

Вино ударило в голову, сделало тело ватным. В лицо тифлингессы уперся мокрый розовый нос, шумно обнюхивая ее. Девушка с любовью погладила большую белую голову.

— Прости, что сразу не пошла проверить, как вы там, — шепнула она в мохнатое ухо. — Рада, что вы