Если праздничный Лондон походил на беспорядочную потасовку, то коронация – на полномасштабную войну. Олдермены украшали улицы и выкатывали выпивку, стремясь перещеголять соседей; бейлифы закрывали мелкие игорные дома и гоняли нелицензированных шлюх, не стоивших теперь своих мизерных взяток; городские инженеры собирали каменщиков и плотников для грандиозных задач починки домов, а несостоятельных должников – для вывоза отбросов, сверялись с землемерными планами, словно полководцы перед сражениями и временами приказывали снести часть здания, загородившего проезд. Простые лондонцы, не способные отличить палаш от фальшиона, вышли на улицы и обращались друг к другу не иначе как «доблестный горожанин», даже если и то, и другое было неправдой; некоторые калечились или калечили других, но это было ожидаемо. Вы даже могли сказать «предсказано», если имели лицензию соответствующей гильдии.

Два месяца Англия жила без коронованного короля; была королева, но до последней недели она где-то пропадала, да и вообще вдовствующие королевы не котируются. Возвращение Короля близилось, и вослепительном свете этого события лондонцы позабыли, что впервые с оружием на улицы высыпали после скоропалительной казни Гастингса.

Уж точно мальчишки, швырявшие камни в старую ведьму, не думали о политике, а их выкрики: «Кундри, Кундри, чур меня!» и«Безобразная девица, что, скажи, со мной случится?»– не имели отношения к парламентским биллям.

Камень попал в хромую ведьму; она обернула к мальчишкам бородавчатое лицо с крючковатым носом и начертала в воздухе знак. Оборванцы бросились врассыпную, шепча защитные слова; дразнить медведя не забава, если медведь может укусить.

Старуха заковыляла дальше. При своей хромоте двигалась она быстро, а ее решимость не знала границ. На ней был бурый шерстяной плащ поверх многочисленных холщовых юбок и кожаные туфли с круглыми носами; из-под капюшона на безобразное лицо свисали седые космы.

Не глядя по сторонам, она подошла к большому дому у реки и заколотила в дверь.

Появился привратник в цилиндрической шляпе и расшитом розами плаще; на шее у него висел ключ. Он мгновенно спрятал удивление.

–Мадам?

–Дома ли герцогиня Сесилия Йоркская?– спросила карга голосом усталым, но вовсе не старческим.

–Боюсь…

–Ой… как же вас зовут? Хью.– Она запустила ногти себе в лицо.

Хью Уэзерби побелел.

Тут все бородавки и морщины сошли пригоршней угля и сала.

–Скажите герцогине… я, к сожалению, потеряла то, что она мне одолжила, и многое другое в придачу. Можно мне войти?

Уэзерби взял ее под руку и провел в дом. На глазах у нее выступили слезы, и дворецкий гадал, отчего мадам Цинтия вернулась в таком виде и без мастера Хивела.

Цинтия вылезла из кареты в тауэрском дворе, как раз когда тучи начали сгущаться; внезапная тень не приглушила яркость ее одежд. Герцогиня дала ей платье нежно-зеленого атласа, затканного белыми розами, и вплела в волосы ленты, усыпанные жемчугами и надушенные катайским маслом. Еще Сесилия вручила ей трость из белого ясеня с нефритовой рукоятью: «дар для моих преклонных лет, с которым тщеславие не позволяет мне выходить. Нет, не спорьте. По-вашему, я отпустила бы младшую дочь на турнир без доспеха? Вот и берите».

Мимо Львиной башни и мимо Колокольной ее пропустили, не остановив. Дверь вКровавую башню открыл дряхлый старик в расползающемся по швам табарде, с протазаном, который едва мог удержать и уж точно не сумел бы пустить в ход. Он терпеливо выслушал Цинтию раз, потом еще раз и, наконец, ушел, захлопнув перед ней дверь.

Через некоторое время дверь открылась снова. Вышел более вменяемый молодой человек, но проку от него оказалось не больше.

–Боюсь, протектор сейчас занят. Вы родственница?..

–Нет.– У нее не было сил сочинять правдоподобную ложь.– У него служат капитан Димитрий Дука и профессор Грегор фон Байерн. Могу я увидеть кого-нибудь из них?

Стражник на миг задумался.

–Да, я их знаю. Но они не здесь. Уехали вУэльс.

–В Уэльс?..– переспросила Цинтия, гадая, разминулись ли они в ночи.

–С отрядом герцога Бекингемского. Герцог последует за ними…

Обморок начался не с притворства – ноги у нее и впрямь ослабели, а уже потом она решила на этом сыграть.

–Мадам?– Привратник был перепуган.

Цинтия гадала, отчего обморок так пугает всех, кроме самой жертвы. Возможно, причина в страхе внезапной смерти – вот сейчас у твоих ног окажется тело, все на тебя смотрят, а ты не знаешь, как быть.

–Сюда, мадам… Вот, пожалуйста, сюда.

Хорошо, что обморок не настоящий, думала Цинтия, когда привратник наполовину вел, наполовину тащил ее в соседнюю комнатку. Он сперва усадил, а затем и уложил ее на длинный дощатый стол.