–Не могу поклясться, что тут ничего нет. Шифром может быть длина слов, или надо читать каждое двенадцатое слово… но давайте попробуем другой метод.

Он придвинул настольную лампу, сдвинул линзы и подержал страницу рядом с пламенем. Она почти не просвечивала.

Грегор посмотрел на теплую страницу. На вид изменений не было. Он потер ее пальцами. Пергамент был очень плотный и необычный на ощупь.

–Как часто герр Манчини пишет свои письма?

–Раз в две или три недели.

–И рассчитывает ли он, что их сошьют в библиотечный том?

–Что?

–Это книжная бумага. Очень дорогая. Пощупайте.– Грегор протянул Дими страницу и потер пальцами ту, что держал в руках.

И ощутил легкое проскальзывание.

–Это еще что?– Он вновь поднес бумагу к лампе, подцепил ножом срез.

Страница разделилась на две.

На внутренней стороне разделенных листов, по плетению бумаги, было что-то написано бледными бурыми чернилами.

–Чернила, проявляющиеся от тепла,– сказал Грегор,– но там, где мы не увидим, как они проявляются. Давайте вскроем остальные посылки с сюрпризами.

Скоро у них было почти двадцать страниц бурого текста, не читаемого без расшифровки.

Грегор посмотрел на окно. Свет уже не пробивался через занавески.

–Думаете, вы сможете взломать шифр?

–Надеюсь…– Он глянул на Димитрия, потом на письмо.– Я знаю некоторые методы. Но они требуют времени… Я собирался сегодня ночью в другое место.

–В другое место? Куда?

–В… дом герцогини Сесилии. Она обещала… свое гостеприимство и мне, и нам всем. И там куда тише, чем вТауэре. Особенно перед подготовкой к коронации.

Дими выдохнул.

–На другой конец Лондона? Я думал, вы собрались вШотландию или хуже. Послушайте… у вас есть время над этим поработать?

–Да.– Грегор гадал, поймал ли его Димитрий на лжи.

–Тогда возьмите письма с собой. Лорд Гастингс – губернатор Кале, письма теряются в море. Сообщите, когда закончите.

–Спасибо вам за доверие.

Дими удивился.

–Я… конечно, Грегор. Вам помочь с вещами?

–Нет, спасибо. Я почти готов выходить.

Дими глянул на его голую грудь в разрезе халата. Вы все-таки меня поймали, подумал Грегор, но это была не ложь.

–Хорошо. В таком случае доброй ночи, Грегор.

–Доброй ночи, Димитрий.

Грегор надел серую мантию, убрал молчащие часы, пистоль и письмо в заплечный мешок, туда же сунул еще одежду. Потом набросил зеленый плащ и собрался задуть лампу, когда в голове мелькнула мысль: перестановка Плиния.

Если бы ему нужно было раз в две-три недели шифровать длинное письмо, отправляемое далеко, так что обмен ключевыми словами не наладить, он бы прибег именно к этому методу.

Расшифровка подождет, пока он доберется до другого конца Лондона, подумал Грегор и собрался потушить фитиль.

Нет. Не подождет. К тому времени, как он минует ворота, Heinzelmännchen уже проломят дыры в сплетении слов, которое он выстраивал в мозгу.

Он снял плащ, разложил страницы на столе, нашел лист разграфленной бумаги для чертежей.

На краю сознания, там, где Грегор ее удержал, чтобы совсем не потерять за напряжением ума, была мысль, что он больше не голоден.

Шифр начал взламываться. Грегор боялся, что текст окажется на бытовом итальянском, таком же непонятном для него, как и шифр, но по счастью это оказалась латынь.

Ко второй странице Грегор понял, что автор не итальянец. Это доказывали и его латынь, и его шифр. В смысле, что служит он не Италии.

К тому времени, как Грегор закончил, снаружи брезжила заря. Теперь он про многих знал, кому они служат и кто служит только самому себе. И еще он знал, за кого приняла его Маргарита Анжуйская.

Грегор закрыл глаза и вновь повернулся к окну. Солнце жгло кожу. Утренняя суета еще не началась, а для его планов это было важно.

Он встал. Медлить было нельзя. Надо было спешить, пока солнце низко, чтобы сполна использовать природные слабости противника.

Привратник Джайлс стоял, опершись на стойку с алебардами, и, судя по виду, спал. Грегор беззвучно прошел мимо него, прижимая к себе заплечный мешок, затем ловким движением снял с привратникова пояса ключи. Джайлс засопел и дернулся, но не проснулся.

Грегор вставил ключ в замок и повернул; механизм был без пружины и не щелкнул. Грегор на три пальца приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Внутри царил полумрак, огонь в камине едва горел. У стола напротив окна стоял высокий худой человек в шелковой мантии. На столе перед ним был глиняный горшок, запечатанный металлической крышкой. Человек перекусывал щипчиками проволоку, которой она удерживалась.

Грегор шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.

Человек отложил щипчики и медленно повернулся.

–Доброе утро, сэр,– с улыбкой сказал он.– Мы, кажется, незнакомы.

Грегор ответил:

–Полагаю, доктор, вам известно, почему мы незнакомы. Я фахриттер фон Байерн.

–Eccelente![65] Я мечтал свести с вами знакомство, профессор,– сказал Джон Аргентин и сделал шаг вперед.

Грегор сунул руку в заплечный мешок.

–Прошу вас не двигаться.– Он опер двойной ствол пистоля на левую ладонь, держа пальцы правой руки на спусковых крючках.

Аргентин замер. Он больше не улыбался.

–На меня и раньше наводили пистоли, профессор фон Байерн. И даже стреляли в меня.

–В меня тоже,– ответил Грегор.– Однако этот пистоль я сделал сам. У него замок с гремучей ртутью, который не дает осечек. Он стреляет двумя цилиндрическими пулями по три четверти дюйма в диаметре; пули надпилены радиально, так что расширяются и разлетаются на куски. Вы – доктор; подумайте об этом. И еще подумайте о том, что я лучше других знаю, куда целить.

–Об этом я подумал.– Аргентин указал на горшок.– Вы не против, если я сперва открою? Содержимое может вас заинтересовать.– Он взял щипчики.– Это надо делать аккуратно; если сломать печать, внутри окажется клубника. Ах. Ecco esso, Professore![66]

Грегор ощутил запах в тот же миг, как Аргентин поднял крышку: запах свежей, теплой человеческой крови.

–Тут вполне хватит на нас обоих, профессор.– Аргентин пристально посмотрел на Грегора.– Собственно, можете выпить ее один; вижу, сегодня она вам нужнее, чем мне. И как вы только живете? Я знаю, что Лондон большой город и кчужеземцам здесь относятся с подозрением, и все же…