Но и это представляется маловероятным. Если Сайрус похитил всех этих людей, потому что хочет выкачать из них магическую силу, то первыми в очереди должны быть его сыновья. Ведь они самые сильные сверхъестественные существа в этой камере – они одни из самых сильных сверхъестественных существ на земле, – и сам он очень постарался, чтобы они стали такими. Так почему ему не попытаться начать с них? Хотя, пожалуй, есть вопрос получше: почему он не попытался выкачать из них магическую силу раньше?

– Ты в порядке? – спрашивает меня Хадсон, глядя мне в глаза.

Я в ответ смотрю на него, словно говоря: ты шутишь?

Но прежде, чем я успеваю что-то сказать, Мэйси говорит:

– Папа, мама тоже здесь. Мы посетили Двор ведьм и ведьмаков, и там мне сообщили, что она была здесь все это время. Когда мы выберемся отсюда, нам надо будет разыскать ее, нам надо будет…

– Мэйси. – Дядя Финн жестом останавливает ее. – Я уже знаю, где находится твоя мать.

– Как это, знаешь? Как такое возможно?

Мой дядя не отвечает, а просто пристально смотрит на Мэйси, и его руки дрожат. Наконец он хрипло произносит:

– Я просто пытался тебя защитить.

Мэйси отшатывается.

– О чем ты? Защитить меня от чего? – Впервые за все время, что я ее знаю, на ее лице отражается подозрение и боль от предательства.

– Я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так, – говорит он, и видно, что для нее эти его слова как удар под дых. И немудрено – на мой взгляд, это худшая фраза в английском языке, потому что за ней всегда, всегда следует что-то очень плохое.

– Узнала о чем? – Она щурит глаза и упирает руки в бока. – О чем ты мне не сказал?

Дядя Финн берет ее за руку и, хромая, обходит группу учеников.

Я поворачиваюсь к Хадсону.

– Мне надо…

– Иди, – перебивает меня он. – Я хочу поговорить с Джексоном об этой нашей гнусной сестрице, о которой мы ничего не знали. Разыщи нас, когда закончишь.

Я киваю и иду вслед за Мэйси и дядей Финном.

Они обходят еще две группы учеников, направляясь в самый дальний угол темницы. Здесь на полу я вижу женщину, которая лишь отдаленно напоминает мою тетю Ровену.

У нее те же белокурые волосы, которые я помню – они того же цвета, что и волосы Мэйси под краской, – и та же маленькая родинка в форме сердечка на щеке. Но на этом сходство заканчивается – эта несчастная сломленная женщина, съежившаяся под любимым клетчатым блейзером дяди Финна, совсем не похожа на мою тетю – смешливую, полную жизни.

Ее кожа приобрела желтоватый оттенок, карие глаза ввалились, и под ними залегли темные круги. Ее видавшая виды одежда висит на изможденном теле, словно саван.

Увидев ее, Мэйси вскрикивает и падает на колени.

– Мама! О господи, мама. – По ее лицу текут слезы, когда она обнимает свою мать.

Моя тетя испускает тихий жалобный крик, гладя волосы Мэйси, пытается обнять ее, и из ее глаз тоже катятся слезы.

– Моя девочка, моя девочка, – испуганным надтреснутым голосом повторяет она.

– Что с тобой случилось? – шепчет Мэйси.

Ее мать не отвечает – она так сломлена и слаба, что вряд ли сумеет сформулировать ответ на этот вопрос, явно весьма сложный – и Мэйси не настаивает. Она просто сидит, не мешая своей матери касаться ее щек и волос.

– Какая ты красивая, – шепчет моя тетя. – Какая ты красивая.

В конце концов тетя Ровена засыпает, и Мэйси вытирает слезы со своих щек. Затем, высвободившись из объятий матери – та при этом даже не шевелится, – встает на ноги и набрасывается на своего отца с яростью, которой я никогда еще не наблюдала у моей веселой и мягкой кузины.

– Что ты сделал? – резко спрашивает она, наступая на дядю Финна.

– Это не я, Мэйси, я не имею к этому никакого отношения. – Он с мольбой протягивает к ней руки. – Я никак не мог изменить ее наказание и не мог освободить ее, как ни старался, что бы ни делал. Но я не оставлял попыток. Поверь мне, я пытался все восемь лет.

– Ты восемь лет знал, что она заперта здесь? – спрашивает Мэйси. – И ничего мне не сказал?

Ее голос звучит так громко, что это привлекает внимание наших друзей, и они подходят к нам.

– Зачем было говорить тебе, что она здесь? – спрашивает дядя Финн. – Это бы только причинило тебе боль.

– Ты думаешь, мне не было больно от того, что все это время я считала, что она бросила меня? – парирует она. – От того, что я думала, будто она просто не желает меня знать? Каким человеком надо быть, чтобы так поступить со своей дочерью?

Ее слова бьют дядю Финна наотмашь, и я вижу, как он вздрагивает. Это беспокоит меня, ведь он и так слаб, да еще и мучается от того, в каком состоянии нашел свою жену. А тут Мэйси обрушилась на него, что, надо думать, и вовсе невыносимо.

Он поступил неправильно – очень неправильно, но сейчас он заточен в темницу, и от того, что Мэйси набрасывается на него, все становится только хуже.

Эта мысль заставляет меня сделать шаг вперед и положить руку на плечо кузины.

– Мэйси, возможно, нам следовало бы…

Она тут же набрасывается и на меня.

– Не уговаривай меня! Он лгал мне восемь лет. Он на восемь лет оставил ее в этом аду, где Сайрус мучил ее. А теперь он пытается найти себе оправдания!

– Ничего я не пытаюсь. Ты имеешь полное право злиться на меня…

– А ты не имеешь никакого права говорить мне, какие у меня есть права, – огрызается она. – Ты не имеешь права даже разговаривать со мной.

Она опускает взгляд на свою мать, которая сжалась в комок на полу, будто даже теперь, во сне, пытается защититься от боли.

– Как ты мог так поступить? Как ты мог… – Ее голос пресекается, и Мекай протягивает руки и притягивает ее к себе. Она утыкается лицом в его плечо, вытирает лицо руками, затем шепчет своему отцу: – Расскажи мне все.

Глава 64. Папа не знает лучше

– Это долгая история, – говорит мой дядя.

Мэйси смотрит на свою спящую, дрожащую мать и отвечает:

– Не сомневаюсь.

Дядя Финн вздыхает.

– Она не хотела, чтобы ты знала. Никто из нас не хотел. Мы хотели, чтобы ты оставалась далеко от передовой.

– Знала