значит ли это, что она тоже наделена некой особой дополнительной силой? – спрашивает Иден, и должна признаться, что я гадаю о том же с тех самых пор, как она небрежно дала понять, что приходится сестрой моей паре.

– Ну, не знаю, – отвечает Изадора со злорадной усмешкой на темно-красных губах. – Может, подойдешь поближе, чтобы мы смогли прояснить этот вопрос?

– Лучше уж прыгнуть в бассейн с пираньями, – вполголоса бормочет Флинт.

Она смеется, затем цокает языком.

– Как будто я согласилась бы разделить тебя с пираньями. Драконы – это мой любимый снек. Особенно их крылья.

– Чего ты хочешь, Изадора? – Голос моего дяди звучит тверже – и более устало, чем когда-либо прежде за все то время, что я его знаю.

– Того же, что и всегда, Финн. Но раз уж господство над миром откладывается на несколько месяцев, думаю, мне придется довольствоваться тобой. – Она манит его пальцем.

– Она же не твоя сестра, да? – шепчу я Хадсону. – Ведь ты бы знал, если бы у Сайруса был еще один ребенок, не так ли?

– Думаю, да, – отвечает он, но, судя по его глазам, это все-таки возможно.

И я понимаю. Не знаю, видит ли он это, но в ее язвительности есть что-то очень, очень знакомое, особенно в сочетании с этой ее позой – с тем, как она стоит, небрежно прислонясь к колонне плечом. Не говоря уже о властности, так напоминающей властность Джексона.

– Я с тобой никуда не пойду, – холодно говорит ей дядя Финн.

– Значит ли это, что ты собираешься сопротивляться? – Она широко раскрывает глаза и хлопает в ладоши. – Ну пожалуйста?

– Не играй со своей едой, дочка, – звучит голос Сайруса. – Это неприятная привычка.

Изадора не отвечает ему. Вместо этого она высоко подбрасывает нож, он, переворачиваясь в воздухе, летит вниз, кажется, целую вечность, но на самом деле, скорее всего, лишь несколько секунд, затем она ловит его и в мгновение ока вкладывает клинок в ножны.

Теперь Сайрус стоит за ее спиной и с неприязнью смотрит на моих друзей и меня. Впрочем, это взаимно.

Он одет в стильный костюм марки «Том Форд», серый, в клетку, отлично сочетающийся с сиреневым галстуком. Зубы сияют белизной, волосы уложены в безупречную прическу, но, как по мне, он все равно выглядит как чудовище, коим и является. Это видно и по его кобальтово-синим глазам, и по его манере держаться, и по презрительной усмешке, которая кривит его губы, когда он думает, что ему все сойдет с рук.

Он делает стражнику знак открыть дверь камеры, находящуюся слева от нас футах в десяти, и другие ученики отодвигаются в сторону.

– Следуйте за мной, – приказывает он нашей группе, затем поворачивает и идет прочь, будто ожидая, что мы подчинимся, не задавая вопросов. Чему не бывать.

– А что, если мы не пойдем? – спрашивает Джексон, прищурив глаза и опустив руки, как будто готовится к драке.

Сайрус останавливается, пройдя несколько футов, и испускает страдальческий вздох. Оглянувшись через плечо, он смотрит на нас, словно спрашивая: «Вы действительно хотите бросить мне вызов?»

Поскольку ответ на этот вопрос ясен: «Да, черт возьми, мы всегда готовы бросить тебе вызов», – мы все продолжаем стоять, не шевелясь.

Сайрус вздыхает опять – еще более страдальчески, – затем быстро, как змея, хватает ближайшую к нему узницу, ведьму-девятиклассницу с очень короткими волосами, ярко-розовыми, как прежде у Мэйси.

Прежде чем до меня доходит, что он собирается делать, он рывком подтягивает девушку к себе и вонзает клыки в ее сонную артерию.

– Перестань! – кричит Хадсон, бросившись к своему отцу, но между ними встают два гвардейца.

Впрочем, уже поздно, и мы все это знаем. Она умирает еще до того, как Хадсон успевает добежать до нее, умирает даже до того, как падает на пол. Это одна из самых ужасающих сцен, которые мне когда-либо доводилось видеть, и она потрясает меня до глубины души.

– Приберитесь здесь, – говорит Сайрус стражникам, небрежно показав на тело девушки, затем достает из кармана красный шелковый платок и вытирает кровь с уголков рта.

Я отвожу глаза, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, и встречаюсь взглядом с Изадорой. Не знаю, что я ожидаю в них увидеть – жадность, злорадство, может быть, даже голод, – но вместо этого нахожу там безразличие, как у человека, который наблюдал это тысячу раз и который знает, что ему придется наблюдать это еще тысячу раз. Но я не могу сказать, составляет это для нее проблему или нет.

Сайрус брезгливо огибает лужу крови, и два стражника подходят, чтобы убрать труп.

– Я по-прежнему голоден и с радостью сделаю это еще несколько раз, – говорит он Хадсону, который смотрит на него, сузив глаза. – Или же ты и твои друзья пойдете со мной.

– Мы что, должны стать для вас закуской? – язвит Флинт.

Но Сайрус только поднимает бровь.

– А ты предпочел бы быть основным блюдом?

Похоже, Флинт хочет сказать что-то еще, но в конце концов, видимо, передумывает и просто пожимает плечами. Мы по одному выходим из темницы и следуем за Сайрусом по лестнице туда, где, как я боюсь, происходят настоящие пытки.

Глава 66. Вот что значит вернуться в Средневековье

У меня не получается додумать эту мысль до конца, пока гвардейцы ведут нас наверх, но, войдя в башню, решаю, что была права. Потому что здесь все выглядит, как в тех камерах пыток, которые я видела в кино и сериалах.

Особенно красноречиво об этом свидетельствуют ручные и ножные кандалы, вмонтированные в круглые стены через каждые пять футов. Или полки, полные всяких штук, которые можно описать только как орудия пыток. Особенное отвращение у меня вызывает приспособление, похожее на гигантский медвежий капкан с громадными треугольными зубцами, которые наверняка смогут ампутировать руку, или ногу, или какую-то другую часть человеческого тела, которую впихнут в него.

Все это не удивляет меня, ведь Сайрус – это классический психопат. Судя по лицам остальных, они тоже не удивлены. Встревожены, да, а Мэйси охвачена настоящим ужасом – но никто из нас не удивлен.

Я пытаюсь этого не показать, но у меня тоже сносит крышу. Не только из-за этого громадного капкана и других орудий пыток, но и из-за сосущего ощущения в животе, говорящего мне, что нам всем крышка. Сайрус ни за что нас не отпустит, не позволит нам уйти, не выкачав из нас всю магическую силу. Только не теперь, когда мы наконец оказались в его власти.

Он будет наслаждаться каждой секундой наших мучений – чем