все эти годы. – Он снисходительно усмехается и опять качает головой. – Но я никогда не думал, что та, в ком течет кровь Кассии, окажется так глупа, что принесет мне все, чего я хотел, сама, можно сказать, на блюдечке. Так что большое тебе спасибо. Ты дала мне куда больше, чем я когда-либо смел надеяться.

Даже понимая, что делает Сайрус, даже осознавая, что он пытается разрушить остатки моей уверенности в себе, я все равно чувствую себя конченой неудачницей. Потому что он прав. Все, что он говорит, правда. Все произошло именно так, как он сказал.

С самого первого дня в этом мире я чувствовала себя так, будто кто-то играет со мной в шахматы. Однако я так и не разработала стратегию, не попыталась изменить ход игры, повернуть ее в свою пользу. Вместо этого я все время думала только на один ход вперед – и вот очутилась здесь, в этой камере пыток. Как и мои друзья.

Из-за своих ошибок, из-за своей недальновидности я погубила не только себя, но и всех, кого люблю. Удастся ли мне когда-нибудь загладить свою вину перед ними? Удастся ли кому-то из нас спастись?

Сайрус подходит к полкам, на которых лежат жуткие орудия, на секунду останавливается перед ними, будто раздумывая, какое из них хочет испробовать на нас. И наконец берет два длинных металлических штыря с острыми концами, при виде которых у меня падает сердце.

Я не знаю, для чего предназначены эти штуки, но вряд ли для чего-то хорошего. Это конец. Я запорола все, что могла, и теперь из-за меня все будут страдать.

Вот бы узнать, как можно это остановить.

Глава 67. Лжец и грудь в огне

Сайрус опять поворачивается к нам, держа металлические штыри. При этом он встречается взглядом с Хадсоном, и на секунду я вижу в его глазах нескрываемую радость от того, что теперь он наконец может отплатить своему сыну за то, что тот сделал с ним на том поле для турнира Лударес.

Он подходит к моей паре, явно желая, чтобы он молил его о пощаде. Хадсон никогда этого не сделает, но это готова сделать я. Не будь я прикована к стене, я бы заслонила его, чтобы Сайрус убил меня и чтобы за это время Хадсон смог придумать, как остановить его.

Но я прикована к стене и могу только бессильно наблюдать.

Пожалуйста, молю я вселенную, пожалуйста, не дай ему причинить вред Хадсону. Не дай ему причинить вред никому из них. Они не заслуживают, чтобы он лишил их магической силы – они не заслуживают смерти, – и все из-за ошибок, которые совершила я. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

– С кого мне начать? – спрашивает Сайрус, по-прежнему глядя Хадсону в глаза.

– С меня, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно, несмотря на обуявший меня страх. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть он оставит их в покое. – Вы только что разразились речью о том, какие усилия были готовы предпринять, чтобы поймать меня. Если я действительно такая особенная, то почему бы вам не начать с меня?

– Как там выражаются эти обыкновенные люди? Возможно, я «оставлю самое вкусное напоследок».

– Мы оба знаем, что это не так, – говорю я. – Просто вы решили, что я вам наиболее полезна.

– Надо же, какая ты умная. – Он скалится, показывая клыки.

– Стараюсь, – отвечаю я, полная решимости заставить его говорить так долго, как только могу. Мои друзья – и моя пара – умны и изобретательны, а значит, чем дольше внимание Сайруса будет отвлечено на меня, тем больше времени у них будет для того, чтобы придумать, как выбраться из этой передряги.

– Кстати, почему? Что во мне такого?

Он склоняет голову набок, словно обдумывая мой вопрос – а вернее, думая о том, хочет он ответить на него или нет. И поскольку я не могу допустить, чтобы он утратил интерес к разговору, я говорю первое, что приходит мне в голову:

– Если вам нужна Корона, то сейчас от нее вам не будет никакого толку. Чтобы привести ее в действие, нужна Армия горгулий, а вам известно, что она исчезла.

– Да ну? – Он крутит в руках металлические штыри, как будто и впрямь обдумывает мои слова. Но расчетливый блеск в его глазах говорит об обратном, когда он продолжает: – Но то, что она «исчезла», еще не означает, что она мертва, не так ли, Грейс?

У меня холодеет кровь. Откуда он может это знать? Выходит, кто-то передал ему то, что нам рассказала Кровопускательница?

Но кто?

Пожалуйста, нет. Не может быть. Этого просто не может быть.

Но, взглянув на Хадсона, я вижу, что он думает о том же, о чем и я. От этого мне становится еще хуже, хотя казалось, что хуже уже некуда. Я составляю мысленный список тех, кто был в пещере, когда Кровопускательница говорила об Армии горгулий.

Хадсон, Джексон, Иден, Мэйси, Флинт, Мекай и я сама. Я не могу поверить, что это был кто-то из них – я доверяла им как себе и буду доверять впредь, – и они ни разу не подвели меня. Даже теперь, хотя мы разделились, я не верю, что кто-то из них мог выдать меня. Ни моя пара, ни моя бывшая пара, ни моя кузина, ни трое моих лучших друзей. Никто из них этого бы не сделал.

Тогда кто? Мы рассказали о нашем разговоре с Кровопускательницей только Дауду, Лайаму, Рафаэлю и Байрону. Но это тоже немыслимо. Дауд отчаянно хочет спасти своего брата. Лайам, Рафаэль и Байрон преданы Джексону и были преданы ему всегда. Никто из них не мог предать меня.

Или все-таки мог?

От этой мысли мне хочется блевать. Мы столько всего пережили вместе – и хорошего, и плохого, – так как же кто-то из них мог сделать такое?

Нет, они не могли, говорю я себе. Это Сайрус пытается забраться нам в головы, пытается растащить нас по углам, потому что мы слишком сильны, когда мы вместе. Нет, на этот раз я не попадусь на его удочку.

Но даже теперь, когда я сверлю его взглядом, в глубине моего сознания шевелится червячок сомнения, которого не было там прежде. Мысль о предательстве, которого я не могла даже вообразить.

Я пытаюсь скрыть это, пытаюсь изобразить каменную невозмутимость, как в таких случаях делает Хадсон. Но, видимо, я все-таки выдаю себя, потому