Шрифт:
Закладка:
Наконец он увидел, что мадам Оленска поднялась и прощается. Он понял, что через мгновение ее не будет, и попытался вспомнить, что говорил ей за обедом. Но ни единого слова из их разговора за столом вспомнить он не мог.
Она направилась к Мэй, и все гости взяли их в кружок, когда она подошла. Две молодые женщины пожали друг другу руки, а потом Мэй, наклонившись, поцеловала кузину.
– Из них двоих наша хозяйка, вне всякого сомнения, гораздо красивее, – услышал Арчер слова Реджи Чиверса, обращенные к молодой миссис Ньюленд, и вспомнил издевательски ироническую реплику Бофорта насчет внешности Мэй и ее красоты.
Через секунду он был уже в холле и накидывал манто на плечи мадам Оленска.
Несмотря на все свои смятение и разброд мыслей, он твердо держался решения не говорить ничего, чем мог бы испугать ее, смутить или потревожить. Убежденный, что никакая сила не может отвратить его теперь от избранной цели, он заставлял себя не мешать событиям складываться так, как они складывались сами собой. Но уже в холле, куда он проследовал за мадам Оленска, он на секунду вдруг почувствовал непреодолимое желание остаться с нею вдвоем возле дверцы кареты.
– Ваша карета здесь? – спросил он, и тут же миссис Вандерлиден, гордо кутаясь в соболя, сказала мягко: «Мы отвезем домой милую Эллен».
Сердце Арчера екнуло, а мадам Оленска, одной рукой сжимая веер и одновременно запахивая манто, протянула ему другую руку.
– До свидания, – сказала она.
– До свидания, я скоро увижу вас в Париже, – сказал или, как ему показалось, почти прокричал он.
– О, – пробормотала она, – если б вы с Мэй могли приехать!..
Мистер Вандерлиден, выступив вперед, предложил ей руку, и Арчер повернулся к миссис Вандерлиден. На мгновение в волнистом сумраке вместительного ландо он различил неясный овал лица, яркий блеск глаз – и она исчезла.
Поднимаясь по ступенькам крыльца, он столкнулся со спускавшимися Лоренсом Лефертсом и его женой. Ухватив за рукав Арчера, Лефертс оттащил его немного в сторону, давая жене возможность пройти вперед.
– Слушай, старик, ничего, если будет считаться, что я завтра вечером обедаю с тобой в клубе, а? Не возражаешь? Вот спасибо, дружище! Спокойной ночи!
– Но ведь правда же, что все прошло как нельзя лучше, да? – спросила Мэй, внезапно возникнув в дверях библиотеки.
Арчер досадливо вздрогнул. Как только отъехал последний экипаж, он поднялся в библиотеку, укрывшись там в надежде, что жена, которая находилась еще внизу, отправится прямо к себе в спальню. Но вот она – стоит на пороге, бледная, осунувшаяся, но лучащаяся искусственной энергией человека, превозмогшего усталость.
– Можно я войду и мы обсудим, как все было?
– Конечно, если хочешь. Но ты, наверно, только и мечтаешь, чтоб поскорее спать лечь.
– Нет, спать мне не хочется. Лучше я посижу с тобой немножко.
– Прекрасно, – сказал он, придвигая к огню ее кресло.
Она опустилась в кресло, он тоже сел, но долгое время оба не говорили ни слова. Наконец Арчер резко прервал молчание:
– Если ты не устала и хочешь поговорить, я должен тебе кое-что сказать. Я пытался это сказать тебе накануне, но…
Она кинула на него быстрый взгляд:
– Да, милый. Это касается тебя?
– Да, касается меня. Ты вот говоришь, что не устала. А я устал. Ужасно устал!
И она мгновенно превратилась в воплощение нежнейшей заботливости:
– О, я замечала, что это нарастает, Ньюленд! Ты так перерабатываешь…
– Может быть, дело в этом. Так или иначе, мне хочется перемены.
– Перемены? Ты хочешь бросить юриспруденцию?
– Уехать. Мгновенно все изменить. Отправиться в долгое путешествие. Куда-нибудь, подальше от всего этого…
Он замолчал, почувствовал, что ему не удался спокойный и ровный тон человека, мечтающего о перемене, но слишком усталого для того, чтобы радостно ринуться ей навстречу. «Говори, как говорил бы он», – промелькнуло в голове, но беспокойство, вибрируя в нем, гнало вперед
– Подальше от всего этого, – повторил он.
– Подальше? А куда, к примеру? – спросила она.
– Ну, не знаю… В Индию… или Японию.
Она встала, и он, сидевший опустив голову, опершись подбородком о сомкнутые кисти рук, почувствовал над собой теплое, ароматное веяние.
– Так далеко? Боюсь, что это невозможно, милый… – сказала она дрожащим голосом. – Если только ты бы взял меня с собой… – И затем, так как он молчал, она продолжила голосом таким чистым и ровным, что каждый слог, подобно маленькому молоточку, легким стуком ударял ему в голову:
– Но это если доктора мне разрешат, а они, боюсь, будут против. Потому что, видишь ли, Ньюленд, сегодня утром я окончательно уверилась в том, что моя давняя мечта, то, на что я так надеялась, наконец-то…
Он взглянул на нее безумными глазами, и она, зардевшись и чуть не плача от смущения, опустилась на пол и спрятала лицо у него в коленях.
– О, моя дорогая, – пробормотал он, прижимая ее к себе и похолодевшей рукой гладя ее волосы.
Последовала долгая пауза, тишину которой пронзали лишь раскаты дьявольского хохота, которые он слышал внутри себя.
– Ты не догадывался?
– Нет… то есть да… то есть я, конечно, надеялся…
Секунду они глядели друг на друга, опять погрузившись в молчание. Потом он отвел взгляд и спросил отрывисто:
– Ты еще кому-нибудь сказала?
– Только маме и твоей матери.
Помолчав, она торопливо, покраснев до корней волос, добавила:
– И еще… еще Эллен. Помнишь, я говорила тебе, какой хороший разговор у нас с ней был однажды и как мила она была со мной.
– А-а, – протянул Арчер, и сердце его упало.
Он почувствовал на себе внимательный, пристальный взгляд жены.
– Тебе обидно, что я ей первой сказала, Ньюленд?
– Обидно? Почему? – Последним усилием он постарался собраться и успокоиться. – Но разговор ваш был две недели назад, правда же? По-моему, ты сказала, что не была уверена до сегодняшнего дня.
Румянец ее стал еще гуще, но она выдержала его взгляд.
– Да, тогда я уверена еще не была, но ей я сказала, что уверена. И видишь, я оказалась права! – воскликнула она, и синие глаза ее блеснули влажно и победно.
Глава 34
Ньюленд Арчер сидел за письменным столом в своей библиотеке на Восточной Тридцать девятой стрит.
Он только что вернулся с большого официального приема в честь открытия новых залов музея Метрополитен, и зрелище величественных помещений, наполненных сокровищами искусств всех времен и народов и толп нарядно одетых людей, бродящих между этими несметными сокровищами, так продуманно расположенными, научно описанными и каталогизированными, неожиданно привело в движение порядком заржавевшую пружину его памяти.
«О,