– Генри Вандерлиден – Луиза – Реджи Чиверсы – Лоренс Лефертс и Гертруда – (да, наверно, Мэй правильно сделала, что пригласила их) – Селфридж Мерри с супругой, Силлертон Джексон, Вэн Ньюленд и его жена (Как летит время! Кажется, только вчера он был твоим шафером, Ньюленд!) – и графиня Оленска – да, для всех карточки есть…

Миссис Уэлланд ласково окинула взглядом зятя:

– Никто не сможет сказать, Ньюленд, что проводы, какие вы с Мэй устроили Эллен, недостаточно шикарны.

– Ну да, – отозвалась миссис Арчер. – Я в этом вижу желание Мэй дать Эллен возможность говорить иностранцам, что не такие уж мы здесь варвары.

– Уверена, что это Эллен оценит. Кажется, она утром должна была приехать. Обед станет для нее восхитительным последним впечатлением. А то ведь вечера перед отплытием обычно бывают такими нудными.

Арчер направился к двери, а теща бросила ему вслед:

– Зайдите гляньте на стол. И постарайтесь, чтоб Мэй не устала!

Он сделал вид, что не услышал ее, и быстро поднялся к себе в библиотеку. Комната показалась ему подобием вежливой гримасы на лице чужестранца; он понял, что ее основательно и жестоко «почистили» и приготовили: благоразумно расставили пепельницы и кедрового дерева шкатулки, чтобы джентльмены могли тут покурить.

«Ладно, – подумал он, – это ненадолго», – и пошел в гардеробную.

Десять дней прошло после отъезда мадам Оленска из Нью-Йорка. За эти десять дней Арчер не имел от нее вестей, если не считать знака, посланного ею, когда в контору ему принесли надписанный ее рукой конверт, в котором находился завернутый в папиросную бумагу ключ. Такой ответ на последнюю его мольбу можно было счесть решительным отказом – классический ход в известной игре, но молодой человек предпочел увидеть в этом знаке иной смысл: она все еще борется с судьбой, возвращается в Европу, но не к мужу. И, следовательно, ничто не мешает ему последовать за ней, а если уж он сделает такой бесповоротный шаг и убедит ее, что шаг этот – бесповоротный, она не прогонит его, он в это верит.

Такая уверенность в будущем давала ему спокойствие и силы продолжать играть свою роль в настоящем. Она удерживала его от того, чтоб ей писать или каким-то образом, словом или делом, демонстрировать ей свое горе и разочарование. Ему казалось, что в беспощадной и молчаливой игре, которую они ведут, козыри все еще у него на руках, и он ждал.

Случались, однако, моменты, когда ему приходилось нелегко, к примеру, вызов его к мистеру Леттерблеру на следующий день после отбытия мадам Оленска в Вашингтон – старший партнер пожелал обсудить с ним детали поручительного договора о денежном содержании, которое миссис Мэнсон Мингот хотела назначить своей внучке. В течение нескольких часов Арчер вместе с Леттерблером изучал условия договора, все это время смутно подозревая, что консультация его потребовалась по причине иной и менее очевидной, чем его родство с выгодоприобретательницей, и что под занавес обсуждения эта причина будет раскрыта.

– Что ж, леди не сможет отрицать, что поступили с ней весьма красиво и благородно, – заключил мистер Леттерблер, вполголоса пробормотав строки резюме договора. – Вообще, должен сказать, что все вокруг обошлись с ней красиво и благородно.

– Все вокруг? – эхом и с некоторой издевкой повторил Арчер. – Это вы в том числе и про предложение ее мужа отдать ей ее собственные деньги?

Мохнатые брови мистера Леттерблера едва заметно приподнялись:

– Мой дорогой сэр, закон есть закон, а кузина вашей жены сочеталась браком согласно французскому законодательству. Полагаю, что ей были известны положения французского закона.

– Если они и были ей известны, то произошедшее впоследствии… – Но тут Арчер осекся и замолчал. Мистер Леттерблер, прижав пишущую ручку к своему крупному, бугристому носу, глядел на него с тем выражением, каким пожилые джентльмены показывают молодым сосункам, что доблесть и невежество вовсе не одно и то же.

– Мой дорогой сэр, я вовсе не склонен извинять графу его проступки, но… но, с другой стороны… не поручусь, конечно, но… там могла быть ситуация, так сказать, зуб за зуб… с неким молодым рыцарем. – Мистер Леттерблер отпер ящик и подвинул к Арчеру сложенный листок. – Это донесение, плод осторожных и тщательных изысканий… – И когда Арчер не дал себе труда ни заглянуть в бумагу, ни отвергнуть предложение это сделать, старый юрист решительно продолжил: – Не говорю, что это убедительно, нет, далеко не так, но ведь и соломинка, знаете ли, показывает, откуда ветер дует… И в целом для сторон в высшей степени удовлетворительно, что достигнуто столь достойное решение.

– О да, в высшей степени, – согласился Арчер, отодвигая от себя бумагу.

А день или два спустя он поспешил на вызов миссис Мэнсон Мингот, где ему пришлось выдержать испытание еще более тяжкое.

– Ты знаешь, что она оставила меня? – с места в карьер, не дав ему опомниться, спросила его старая дама и, не дожидаясь его ответа, продолжала: – О, не спрашивай меня, почему! Она столько причин назвала, что голова моя их не удержала. Сама-то я считаю, что ей попросту стало очень скучно. Во всяком случае, Огаста и мои невестки думают, что причина в этом. И не могу сказать, что я так уж ее виню. Оленски, несомненно, законченный негодяй, но жизнь с ним, уж наверно, была повеселей, чем на Пятой авеню. Семья ее, конечно, это не признает, их послушать, так выходит, что наша Пятая авеню – это райские кущи со всеми удовольствиями Рю де ля Пэ вдобавок! О том, чтобы возвратиться к мужу, бедная Эллен и помыслить не может. Тут она непоколебима. Собирается обосноваться в Париже и жить там с этой идиоткой Медорой… Что ж, Париж – это Париж, там можно держать выезд, считай, бесплатно. Но она была весела, щебетала, как птичка, и мне будет ее не хватать. – Две слезинки, скупые старческие слезы, скатились по одутловатым щекам и скрылись где-то в глубинах ее грудей. – Единственное, о чем я прошу, – заключила она, – это чтоб они больше меня не тревожили. Хочу спокойно переварить положенное мне за это все… – И она подмигнула Арчеру невесело и как бы с сожалением.

В тот же вечер, когда он вернулся домой, Мэй объявила о своем намерении устроить для кузины прощальный обед. Со времени скоропалительного бегства мадам Оленска в Вашингтон имя ее в их разговорах не упоминалось, и Арчер взглянул на жену с удивлением.

– Обед? Почему? – недоуменно спросил он.

– Но ты же любишь Эллен… Я думала, тебе будет приятно.

– Это так мило… и ты так хорошо это сказала. Но я действительно не могу понять…

– Я решила это сделать, Ньюленд, – сказала она и, спокойно поднявшись, подошла к своему письменному столу. – Вот здесь приглашения, уже