Она кивнула:

– В Костане у них есть и свои шейхи, и храмы. Но они не называют их храмами – они зовут их вратами, мне кажется. Но… не стану преувеличивать… их последователей очень мало.

Те, кто сегодня называет себя последователем Пути потомков, уподобились отблеску давно потухшего пламени. Они едва знают, во что верят, и называют свои храмы вратами, поскольку воображают, что, войдя в них, проходят через ворота к Двенадцатому предводителю, моему правнуку, который, как они считают, вернется, чтобы спасти землю от Великого ужаса.

Какая чушь. Его задушили. Одна я выжила в той бойне. Я и мой сын Селук спасли бы их, объединив восток под властью единого падишаха с кровью отца Хисти, как тому и суждено было произойти.

Но я не могла их винить за то, что они сочиняют ложь, чтобы иметь надежду. По крайней мере, они пытались идти по истинному пути в отличие от последователей святых.

– Ты… одна из них? – спросила Сади.

– Будь я из таких, меня держали бы в подземелье, пока не отрекусь. Ты думаешь, я хочу в подземелье? – улыбнулась я. – Но моя мать в это верила. Вот почему я знаю эту историю.

– Святые. Потомки. Ангелы. Лат. Никогда я не понимала, почему люди ненавидят друг друга из-за того, что мы даже не видели никогда. И все же.

Ну, она как раз смотрела на Потомка, так что это неверно. Но могла ли я стать такой, как лучшие из нас, как моя бабушка Сафия? Сумею ли пережить все это и восстановить наш род? Возродить пламя истины?

Размышление об истории Сафии, о том, как она выстояла, когда, казалось, все рухнуло, успокоило мое сердце. Еще есть надежда. Я должна найти сына, должна уничтожить Мансура и его йотридов. Если понадобится, я использую для этого все кровавые руны, какие знаю.

Позже я вернулась в зал собраний ордена, где шло совещание относительно наших дальнейших действий. На коврах травяного цвета сидели все те же – Хизр Хаз, Като, Хадрит и много разных визирей. Когда я вошла, Хизр Хаз встал и шагнул ко мне:

– Вам нужен отдых, султанша.

– Я отдохну, когда Мансур ляжет в могилу, а мой сын будет в моих руках.

Он покачал головой:

– Боюсь, что ради вашего блага я должен приказать вам возвратиться к себе.

– Так приказывайте, – ответила я. – Но имейте в виду, я этого не забуду. Когда Кярс в следующий раз начнет меня раздевать, я скажу, что не в настроении, потому что не могу забыть тот день, когда Хизр Хаз приказал мне уйти. И сыну тоже скажу, когда подрастет. Посмотрим, как долго вы останетесь Великим муфтием, или хоть кем великим.

Като, сидевший так, что слышал наш разговор, бросил на меня взгляд, его унизанная кольцами рука едва прикрывала ухмылку. Пусть слышит. Пусть все услышат.

Хизр продолжил:

– Мы все расстроены из-за случившегося прошлой ночью. Это вас надломило, поскольку вы – мать. Выскочить на улицу, поднять крик… из-за какого-то сна… Йотриды могли схватить вас, убить. Ради вашего же благополучия, вас сопроводят в ваши покои, где вы останетесь на ближайшие несколько дней. Кроме того, наше собрание достаточно деликатное – если мы поведем неправильную игру, у нас могут появиться отступники, и я не позволю сорвать его истериками.

Истериками? Да он понятия не имел, на что я способна. Я могла бы начертать руну, которая отправит его разум в место вечных мучений. Но да… он был прав… это надломило меня.

– Что ж, вы правы. – Я, как прежде, проглотила всю свою горечь. – Тогда я уйду и лягу в постель.

Но, едва вернувшись на женскую половину, я растормошила спавшую Селену и потащила ее к сундуку с одеждой.

– Опять? – сказала она, подбирая платья, которые я бросила на пол. – Разве тебе не следует отдохнуть?

– Мой сын там, и я собираюсь его найти. Несмотря ни на что.

– Хорошо. – Селена зевнула. – Прости меня, Марот.

Моя душа вошла в дронго, когда он целиком заглатывал саранчу на стене Кандбаджара. Насекомое стрекотало, верещало и шелестело крыльями, а мое горло втягивало его. Я протолкнула саранчу вниз, и она издохла, канув у меня в желудке. Потом я взмыла в воздух и полетела к храму.

Я села на наличник окна в зале, где шло собрание. Окно закрывали темные шторы, так что я навострила уши и стала слушать.

– Мой источник заверил, что это правда, – произнес Хадрит. – Они искали Мансура и ребенка всю ночь.

Так, у Хадрита есть шпион во дворце. Кто еще это мог быть, кроме Озара? Те двое вели двойную игру: победит Мансур, и Озар поручится, что Хадрит для него

шпионил. Если победит Кярс, то Хадрит заверит, что Озар шпионил для него. Обоих пощадят, что бы ни случилось. Разумно.

Като откашлялся:

– Но почему? Может, Мансур боится йотридов?

– Нет-нет, – сказал Хадрит. – Мансур был вне себя от радости. Он даже возносил благодарственную молитву после того, как йотриды вошли в город. Потом вдруг остановился посреди молитвы, забрал младенца и покинул дворец.

– Разум у старика надломился, как поржавевший клинок, – усмехнулся Като. – Вот почему я всегда полагаюсь на более свежую сталь.

Получается, что Мансура и моего сына во дворец не вернули. Облегчение. Тогда они где-то в городе. Может быть, даже в этом храме: что, если их прячет Хизр Хаз? Но зачем?

Старый шейх подал голос:

– Странно, что вы об этом упомянули. Мать мальчика сказала мне, что видела сон – святой Хисти шел по улице и нес ей ребенка. Оказывается, на самом деле то был Мансур.

Судя по тону, Хизр Хаз искренне недоумевал.

Люди ордена, которым я вручила маленького Селука, видимо, были продажными, они отдали Мансура и моего сына тому, кто больше заплатил. Но Хадрит ясно дал понять, что это не Озар. Тогда кто?

– Если мы найдем Мансура и наследника, то победим, – произнес Като. – Это очень просто. Можно было бы прочесать город, но йотриды сами этим займутся, а их в десять раз больше, чем нас.

Хадрит устало вздохнул:

– У меня есть одна идея. Большинство из вас не поверили мне и усомнились, что Тамаза убил оборотень. Я думаю, он вселился в тело Мансура, схватил наследника и увел обоих к себе.

Послышался ропот, шум голосов. Как ни странно, Хадрит докопался до истины. Из-за моей неудачи это начало приоткрывать мою тайну.

– Лично я считаю такое возможным, – сказал Хизр Хаз. – Почему еще Мансур мог просто так исчезнуть в ночь своей очевидной победы? Но если