года с одним богатым василеостровским домовладельцем. С некоторых пор в конюшнях его дома стали появляться крысы, а на кухне – тараканы. Надеясь избавиться от их назойливого присутствия, домовладелец обратился в фирму «Истребитель». Обещая расправиться с грызунами, фирма взяла деньги вперед.

«Однако на другой день после истребления крыс, кстати сказать, неистребленных, фирма «Истребитель» истребила на конюшне козу и индеек, – с иронией отмечал обозреватель. – Коза принадлежала кухарке, а индейки – самому хозяину».

Поскольку подобное не входило в договор, домовладелец потребовал от хозяина фирмы заплатить если не стоимость несчастной козы, то хотя бы вернуть уплаченные деньги. Однако глава «Истребителя» расценил это предложение как шантаж и заявил, что за козу не отдаст ни копейки. «Полагаем, – с едким сарказмом замечал современник, – что этой фирме вместо „почетного золотого креста“ на ее рекламах следует ставить изображение черепа с костями и надпись: „Осторожно!!! Яд!!!“»

Капризы природы

К аномалиям петербургской погоды нам не привыкать. Они постоянно дают о себе знать: наш климат отличается крайней непредсказуемостью. Так происходит сейчас, так постоянно происходило и в прежние времена. Тем не менее, все равно каждый раз горожане не переставали удивляться чудесам столичного климата.

Любопытное свидетельство можно найти в дневнике Ивана Ивановича Толстого – известного нумизмата и археолога, почетного члена Академии наук и Академии художеств, вице-президента Академии художеств с 1893 по 1905 год, министра народного просвещения в 1905–1906 годах и городского головы Петрограда в 1914–1915 годах. Его летними «пенатами» был полуостров Ниттюсаари в нынешнем Выборгском районе Ленинградской области.

Немало место на страницах дневника отведено жалобам на капризное непостоянство северной погоды. То африканский, тропический зной, то осенний холод, и так все время! «Положительно, мы переселились в итальянский климат! – восклицал Толстой 2 июля 1907 года. – Вот уже 10 дней подряд температура напоминает Неаполь или Палермо!». Но уже спустя несколько дней все переменилось: «С утра льет дождь, как из лейки. Ничто не напоминает середины лета: после недавних жаров наступил какой-то сентябрь или даже октябрь!»

Можно бесконечно спорить, есть ли предзнаменование судьбы в том, что самые катастрофические для нашего города наводнения случились с промежутком ровно в сто лет – в 1824 году и в 1924 году. Этим событиям посвящены многочисленные воспоминания, и мы не будем касаться их в нашей книге. Тем более что они не вписываются в нее и по времени. Здесь же мы расскажем о любопытных явлениях природы, с которыми петербуржцам довелось столкнуться в начале прошлого века, в эпоху «блистательного Санкт-Петербурга»…

Гроза не пощадила городовых

В исторических летописях можно найти немало примеров природных катаклизмов, разразившихся в Петербурге и Петербургской губернии. Надолго в памяти современников остался случай, произошедший в Гатчине в мае 1881 года…

«23 мая, около четырех часов утра, над Гатчиной разразилась сильная гроза со страшными ударами и раскатами грома, – сообщалось в «Петербургском листке» спустя несколько дней после происшествия, в конце мая 1881 года. – В четыре часа десять минут утра молния ударила в обелиск „Коннетабль“ вблизи дворца и разрушила его почти до самого основания».

Несколько слов о самом обелиске. С давних пор он являлся одной из достопримечательностей Гатчины, в свое время он даже считался самым высоким обелиском в Европе (его высота – 32,8 метра). Увенчанный золоченым шаром, он был виден издалека и господствовал над всем окружением. Идея постройки обелиска возникла у императора Павла I во время путешествия по Европе в 1782–1783 годах. Будучи в гостях у принца Конде в его резиденции Шантийи под Парижем, Павел впечатлился подобным ансамблем с обелиском, воздвигнутым в честь одного из представителей этого древнего аристократического рода Анн Монморанси, военного и политического деятеля, а с 1538 года главнокомандующего королевской армией – «коннетабля». Поскольку Павлу импонировали сравнения его личности с выдающимися деятелями прошлого, то ему весьма по душе пришлась идея подобного монумента в Гатчине.

Строительство комплекса началось в 1793 году. На холме недалеко от Большого Гатчинского дворца устроили площадь, обнесенную парапетом из пудостского камня, в центре которой установили обелиск, облицованный черницким камнем. Обелиск сложила за один строительный сезон артель каменщиков под руководством крестьянина Архангельской губернии Кирьяна Пластинина, используя в качестве материала камень, добывавшийся в деревне Черницкой в нескольких верстах от Гатчины. Вокруг обелиска установили четыре каменные тумбы, соединенные цепями, в амбразурах парапета поставили шесть артиллерийских орудий, а на сам парапет нанесли деления импровизированных часов, стрелкой для которых являлась тень обелиска.

От сильнейшего удара молнии четырехгранная колонна оказалась разрушенной практически вдребезги, почти до самого пьедестала. Жертвой природной стихии оказался городовой петербургской полиции Лука Лобов (знак № 458), стоявший на посту у подножия памятника. Он погиб под обломками памятника.

«Отрытый с помощью солдат лейб-гвардии Кирасирского Ея Величества полка, Лобов представлял из себя одну массу, – сообщалось в протоколе полицейских властей. – Раздавленная голова, почти ампутированные ноги, кости тела перебиты, платье висит клочками, шашка без ножен и согнута. Кепи, с прорванной тульей, и обрывки платья, как верхнего, так и нижнего, найдены в разных местах вблизи памятника, по направлению к железному мосту. Остатки колонны и постамент, вследствие полученных повреждений, находятся в таком состоянии, что вызывают принятие мер предосторожности».

Прибывшие на место катастрофы врачи установили, что Лука Лобов погиб от удара молнии – то есть еще до того, как был раздавлен свалившимися на него огромными каменными глыбами. Кстати, остановившаяся стрелка карманных часов, найденных у погибшего городового, показывала время удара молнии – четыре часа десять минут.

Находившийся рядом на посту другой городовой, Корней Рево, остался жив, но был сильно оглушен. Его отправили в гатчинский городской госпиталь. «Нервная система у Рево сильно потрясена, – отмечалось в полицейском протоколе. – Есть признаки, что и его коснулось электричество. Ноги его в параличном состоянии. Приняты все меры к его выздоровлению».

По словам Корнея Рево, за несколько минут до удара молнии Лука Лобов звал его к себе, к пьедесталу, предлагая укрыться от проливного дождя. Однако Рево не согласился: «Нельзя, начальство увидит, что сошел с поста своего без позволения, беды наживешь». Именно этот отказ, как потом оказалось, спас ему жизнь…

Разрушенный ударом молнии обелиск на площади Коннетабля. Фото 1881 г.

«Удар молнии был так силен, что тряслись здания, – говорилось в корреспонденции «Петербургского листка». – В казармах лейб-гвардии Кирасирского полка треснуло несколько стекол, а на станции Варшавской железной дороги у помощника начальника остановились стенные часы. Несколько больших камней, составлявших обелиск, отброшены на далекое пространство – в приоратский и, частью, в дворцовый сады. Изломано несколько деревьев. Вскоре