Шрифт:
Закладка:
Недели две назад один из знакомых, человек вполне информированный, под большим, разумеется, секретом, доверительно сообщил ему: готовься, мол, Кашков, к серьёзным переменам, и до вашего, мол, департамента дошёл наконец желанный ветерок. И намекнул: мол, не иначе ему, Кашкову, придётся принимать портфель областного министра культуры, мол, существуют такие намётки… Говорил и кивал головой куда-то вверх — в сторону, намекая на источник информации: сам, мол, соображай, где и у кого сложилось такое мнение.
Вполне возможно, что всё так и было: вопрос о Ямщикове, начальнике областного управления культуры, давно витал в воздухе, потому как засиделся старик в своём кресле, забурел окончательно, сам устал и весь аппарат, всё управление утомилось в бесплодных канцелярских хлопотах, потонуло в писаниях отчётов и справок, в заседаниях всевозможных комиссий. И если следовать нормальной логике, то вопрос — быть или не быть — более чем вероятно должен решаться в пользу Кашкова — всё-таки первый зам. Шесть лет в этой должности, не шутка, и все эти годы вкалывал, не разгибая спины. Все доклады, все выступления шефа — через его, Кашкова, руки. На всех худсоветах и выставкомах, на заседаниях президиумов, исполкомов и комитетов его, Кашкова, слова, мысли, вложенные в уста Петра Алексеевича, обретали силу документов, инструкций, приказов, распоряжений. Мало того! Все разговоры в министерстве, все конфликтные ситуации в местном театре, при самодуре-режиссёре, в филармонии, где тоже не соскучишься, — через него, через его нервные клетки, через способности всё улаживать, утрясать, спускать на тормоза.
Разве там, где надо, не знают обо всём этом? Знают, конечно. Должны знать.
Хотя, если вспомнить, был один неприятный нюанс… Дело, конечно, прошлое, и многие, для кого неожиданный тот зигзаг в трудовой биографии Дмитрия Михайловича показался несколько странным, а для кого и подозрительным, многие, пожалуй, подзабыли эту историю, но он-то помнит.
Об уходе Каткова из газеты тогда говорили разное. Десять без малого лет в «молодёжке», всегда на виду, неплохие рецензии, серьёзные статьи по вопросам культуры, искусства и вдруг… С одной стороны, всё понятно: не век же в коротких штанишках бегать. А с другой? Не в газету, не на радио, не в Москву в конце концов, хотя и туда, ходили разговоры, его приглашали, — а в контору, в массовики-затейники. Не тогда ли и прилепили ему длинные языки этого «гармониста», не тогда ли и пустили слух, будто Катков золотую жилу себе нашёл на ниве сельской самодеятельности, будто пописывал он сценарии для сельских клубов, под чьим-то именем, а может, и под своим собственным внедрял их и получал хорошие деньги. Своя рука, мол, владыка.
Дело действительно давнее, был грех: раз или два Катков написал такой сценарий. Но, во-первых, это было тогда, когда он работал ещё в молодёжной газете и с деньгами у него было туго. Тогда они с Татьяной снимали частную комнату, и хозяйка безжалостно драла с них за более чем скромное жильё, и вот выкручивались, как могли. А во-вторых, платили-то ему честно, не за халтуру платили. Работал на совесть.
А деньги тогда пришлись очень кстати: Татьяна в ту зиму ходила без тёплого пальто. И с переездом на новую квартиру они тогда здорово потратились, влезли в долги. Так вот, о квартире… С неё всё и началось. В молодёжной газете с жильём тогда было туго, а у них как раз дочка, Светлана, родилась, жить на частной квартире уже не было сил. Вся надежда на «взрослую» газету, куда Кашков и собирался переходить. И всё бы, пожалуй, сложилось как надо, если бы в том разговоре с редактором, с покойным теперь Николаем Семёновичем, он не повёл себя как последний мальчишка, не стал бы диктовать своих условий: мол, вы мне квартиру, а я вам…
Стыдно вспоминать, но и это было! Николай Семёнович, явно шокированный от такого напора, конечно, ничего определённого и тем более обнадёживающего пообещать Каткову не мог. Нет, Каткова он знал, читал его материалы, и, как знать, может, не сразу, а через месяц, два, проверив его в работе, он и решился бы взять его в редакцию, но чтобы вот так, с порога, вынь да положь! Да ещё при таких амбициях…
В тот день, обиженный и непонятый, он и оказался в кабинете у Петра Алексеевича Ямщикова, давнего своего знакомого, почти земляка, когда-то лучшего избача во всём районе, в том самом, откуда Кашков был родом.
Погорячился тогда Кашков и заявление в тот день сгоряча написал: ушёл из молодёжной газеты. Решил всем назло «завязать» с журналистикой. С полгода работал методистом в методкабинете при областном управлении культуры, мотался по командировкам, по районным домам культуры, по сельским клубам, писал доклады Петру Алексеевичу и вообще был у него правой рукой, своего рода референтом, и через полгода стал его заместителем. А скоро и с квартирой вопрос решился.
…Когда дверь за секретаршей закрылась, Дмитрий Михайлович, уже выйдя из-за стола, поднял телефонную трубку. Было такое желание: позвонить Татьяне и сказать, мол, свершилось… Подробности, мол, при встрече. Она, конечно, поймёт, о чём речь. И он уже набрал две цифры и уже в третий раз собирался крутануть диск, но задержал палец: а стоит ли опережать события? Сначала поднимусь к шефу, а уж потом…
Мельком взглянув на часы, стоявшие на столе, он шагнул к двери и уже открыл её, когда за спиной раздался телефонный звонок. В другое бы время он махнул рукой — надо, ещё позвонят, — но с некоторых пор любой звонок, дома ли, на работе, он машинально связывал с ожидаемым сообщением.
В мгновение, в два прыжка, он оказался у телефона, сорвал трубку:
— Кашков слушает.
— Дмитрий Михайлович, — проворковал незнакомый голос, — очень приятно. Один молодой, но довольно известный писатель вас беспокоит.
— Да, я слушаю, — в некоторой растерянности отозвался Кашков.
— Я говорю, писатель один молодой… — Глеб рассмеялся.
— Глеб, ты, что ли?
— А кто же ещё у нас молодой и известный? Здорово, старый!
— Привет, очень рад, — не рассчитывая услышать от приятеля полезной информации, Кашков заспешил, — но извини, я уже на ходу. Через час, если можешь, перезвони. Или я сам, договорились?
— Рискуешь, старик, — обиженно проворчал Глеб. — Неужели для тебя есть что-то дороже старых друзей…
— Глеб, пощади, — взмолился Кашков, — через час, даже раньше, к твоим услугам. Шеф заждался.
Повесил трубку. Но пока шёл по коридору, гадал запоздало: а может, Глеб уже знает что-то, может, потому и звонит? Решил наладить мост на всякий случай. Мало ли, Ирина в театре служит, ей там