могли использовать силу вращающейся луны, чтобы вычерпать глубокую магию, с помощью которой мы могли совершать чудесные магические подвиги, читать по звездам или создавать великие произведения искусства, — соглашается Каллос. — Но только в то время. Это заставляло первых лордов и леди бояться внешнего мира — по сравнению с остальными жителями Мидскейпа и их магией мы были слабы. Поэтому мы укрепились в своих горах и принимали других только в полнолуние.

— И тогда началось кровавое предание, — пробормотал Руван, когда мы остановились перед еще одной статуей Короля Солоса. На нем та же корона, что и в часовне — правда, из камня, а не из железа и рубинов. — С помощью магии крови мы смогли укрепить наш народ не только в полнолуние. К вампирам добавилась новая кровь со всей ее силой и опытом.

— С каждым добавлением мы становились быстрее и сильнее. Мы могли полностью открыть свои границы для торговли и путешествий, как это делали все остальные королевства. Темпост стал оплотом искусства, культуры и музыки. Мы читали по звездам, а фейри пели о нашей способности видеть душу человека через его кровь, — с гордостью говорит Каллос.

— И только посмотрите на нас сейчас... — пробормотала Винни, проводя пальцами по перилам и основаниям статуй. — Как сильно мы пали. Как недолговечно все это было. Как легко та магия, что создала нас, и уничтожила нас же.

Каллос смотрит ей вслед, полный отчаяния. В его глазах светится тоска, от которой у меня болит сердце.

Руван, видимо, тоже это видит, потому что говорит:

— Почему бы тебе не сводить Винни посмотреть гобелены? Я знаю, как она любит шить.

— Ты уверен? Как архивариус, я обязан вести учет истории, — возражает Каллос, неловко сдвигаясь с места. — Есть еще что обсудить о Короле Солосе и первых людях в Темпосте.

— Как нынешний лорд вампиров, я думаю, что вполне могу взять на себя эту ответственность. — Руван наклоняет голову в сторону Винни; она осматривает то, что выглядит как копия города Темпоста в его кальдере.

— Хорошо, кричи, если возникнут проблемы, — говорит Каллос и бросается туда, где бродит Винни. Они обмениваются несколькими словами и вместе исчезают в боковом коридоре.

— Надеюсь, ты не против. — Руван поворачивается ко мне. — Он редко остается с Винни наедине. Я подумал, что это будет приятно для них.

— Каллос и Винни ухаживают друг за другом? — Я медленно соображаю в таких вещах. Зная, что мои ухаживания всегда будут формальными, короткими и в основном организованными семьей, крепостью и городом, я никогда не обращала внимания на их способы. Может быть, если бы все было иначе и я была бы более опытной, я бы не чувствовала себя сейчас вечно холодной и горячей рядом с Руваном.

— Пока нет. Может быть, не будут никогда.

— Никогда?

Руван слегка пожал плечами.

— Ничто не гарантировано.

— Ничто не является таковым, — соглашаюсь я, переплетая свои пальцы с его пальцами. — Возможно, именно поэтому они и должны.

Он тихонько хмыкает и опускает глаза, пытаясь скрыть улыбку. Неужели это призрак румянца на его щеках?

— Возможно, ты права. Если бы не проклятие, они, скорее всего, никогда бы не встретились.

— Почему?

— Винни готовилась стать членом стражи замка. Каллос только что получил должность старшего преподавателя в академии.

— Академия? — Еще одно незнакомое слово.

— Не удивляйся. Вампиры были одними из первых, кто начал записывать историю. Мы считали своей обязанностью записывать настоящее и прошлое, а также будущее, которое мы видели с помощью магии крови. Наши летописи датируются практически временем образования Вэйла — барьера, отделяющего этот мир от Запределья.

— Как давно это было? — Я следую за ним, пока он приближается к миниатюрному городу, который только что осматривала Винни.

— Около шести тысяч лет назад.

Шесть тысяч лет... Я опираюсь руками на край каменного стола, на котором был построен миниатюрный город. Мне нужно что-то прочное. Шесть тысяч. Это такой долгий срок. Дольше, чем существует Деревня Охотников. Дольше, чем все, что я когда-либо знала.

— Интересно, есть ли в моем мире что-нибудь столь же древнее, — шепчу я.

— Я уверен, что есть. Мир Природы и Мидскейп когда-то были единым миром живых. До того, как он был отдан людям, большая часть земли была занята эльфами, фейри, вампирами, мерами, лыкинами и кто знает, какие еще волшебные чудовища и звери бродили по ранним землям, о которых мы сейчас можем только мечтать — дриады или драконы. — Руван переходит на противоположный край стола. Он показывает на высокое здание. Я узнаю в нем то самое, на которое Квинн смотрел из окна моей кузницы. — Здесь находится академия. Здесь музей. И, конечно, ты знаешь замок на горе. Но мое любимое место во всем городе — это башня звезд, вот здесь, на этом хребте. — До моего рождения она была разрушена Погибшими. Но я видел ее изображения в книгах и слышал рассказы о стеклянных дисках, в которых звезды были прямо перед глазами, так близко, что ни один кусочек будущего не мог ускользнуть от тебя.

Пока Руван говорит, он указывает. Я следую за ним, дрейфуя по музею рядом с ним, впитывая столько истории вампиров, сколько может поместиться в моих ушах. Я узнаю больше важного — узнаю о том, как вампиры и лыкины в конце концов разделили территории из-за того, что лыкины были не согласны с тем, как вампиры относились к кровавому преданию. Первые считали, что кровь можно брать только у животных, если вообще можно, а вампиру нужна была кровь, обогащенная опытом, чтобы получить от нее силу. Я узнаю о том, как полгорода было построено после того, как началась история крови, скорость и сила, которые она дала вампирам, позволили им строить в два раза прочнее, в два раза быстрее.

Я узнаю о важных заметках по истории. Его. Моей. Нашей. Что мой дом когда-то находился на территории вампиров. Что крепость, которую охотники сделали своим домом, на самом деле была юго-западными воротами замка, и именно поэтому стена тянется до самого моря, обратно через Фэйд и к замку, частью которого она когда-то была.

У меня, конечно, есть вопросы. В деревне говорят, что крепость и стены были сделаны первым охотником. Но я не противоречу Рувану. Я не хочу делать ничего такого,