рабочих схем. Меня не видели ни в «Энтерпрайзе», ни на каких-либо внешних мероприятиях. Хеншо что, не в курсе?

– Что же ты такое натворила? – Его глаза прикованы к моим, и он даже не пытается скрыть злой блеск.

– Давай уж переходи ближе к делу, – говорю я. – У меня на тебя нет времени.

– О, но у тебя есть время на все другое, не так ли? – Его тон дразнит, он издевается надо мной, и мы оба это знаем.

Я молча смотрю на него, и он слегка кивает.

– Твой отец отпустит тебя со мной. Все, что тебе нужно сделать, – это согласиться.

– Ты явно недооцениваешь моего отца.

– А ты явно недооцениваешь отношения между нашими отцами. – В его голосе появляется резкость, которая мне не нравится, но я не заостряю на этом внимание. – Согласись пойти со мной, и у тебя будет свободный вечер за пределами дома.

– Мне не нужен свободный вечер за пределами дома.

– Еще как нужен, – улыбается он.

Ладно, поправка:

– Я не хочу проводить вечер с тобой.

Его зрачки вспыхивают. Очень медленно он облизывает губы и делает шаг ко мне. Я выпрямляю спину.

– Прежде чем ты решишь сказать что-то, о чем пожалеешь, а ты в любом случае пожалеешь, я предлагаю тебе дать задний ход.

– А я предлагаю, – шипит он, – чтобы ты немного поторопилась, потому что, в конце концов, ты пойдешь со мной… в любом случае. – На его лицо набегает тень.

– Как поживает твоя нога? – вспоминаю я давний случай.

– Я бы сказал, лучше, чем твое сердце.

Он с усмешкой наклоняется ближе, и я ощущаю запах мяты в его дыхании.

– Есть много способов, которыми я мог бы поставить тебя на колени, дорогая наследница, но я благодушно пытаюсь дать тебе шанс устоять на ногах. Возможно, я не могу заставить тебя, но твой отец может, и он сделает это.

– Мой отец считает, что твоя семья ниже нас, и это так.

Он кивает, не отрицая факта.

– Да, но не тогда, когда ему нужно обратиться к моему отцу за небольшой помощью. За той, на чем специализируется моя семья.

Я не то чтобы удивлена. Отец всегда использует все доступные ему ресурсы. Кто бы этого не сделал? Но то, как Оливер говорит это: как будто шантажирует, действует мне на нервы.

– Какой толк от лакея, если его нельзя использовать?

– О да, у тебя же есть опыт, не так ли? Как поживает твой темноволосый мальчик-лакей? Или твой папочка его прогнал? Или, может быть, – я просто рассуждаю, – мальчик получил именно то, что хотел, от богатой девочки, и она ему больше не нужна?

Ярость клокочет в груди. Как он смеет говорить о нем и упоминать мое прозвище?! Но я справляюсь с гневом.

Выдавив из себя тихий смешок, подхожу ближе, пока моя грудь не прижимается к его груди. Зрачки Оливера расширяются – какой же он жалкий мальчик! Он может быть сильным и умным, иначе мы бы не приняли его в Общество Грейсон, но он вовсе не тот человек, которого стоит бояться и от которого стоит убегать.

Его пристальный взгляд направлен на меня, он ждет, что я смягчусь и дам ему то, за чем он сюда пришел, – себя.

И я действительно даю ему себя, но ту версию, которую выбираю сама.

Беру его за руку, слегка – слегка! – сжимаю, и его губы дергаются, как будто он уже победил, но затем бросаю нас обоих в воду.

Он хватает меня за талию, глаза у него испуганные, но я в своей стихии и быстро тяну его ко дну. Он борется, его короткие ногти впиваются в мое предплечье, но я не чувствую боли. Мое преимущество в том, что я могу задержать дыхание на очень-очень долгое время. Оливер же никогда не занимался плаванием, и ему, конечно, худо.

Я держу его под водой еще несколько секунд, потом отпускаю, стукнув ногой по позвоночнику. Всплываю и выпрыгиваю из бассейна, прежде чем он очухается.

Хеншо хватает ртом воздух, давится, посылая мне убийственные взгляды, а потом с ужасом смотрит на драгоценную семейную реликвию у себя на запястье. Надеюсь, ей пришел конец.

– Похоже, занятия не научили тебя элементу неожиданности, верно?

Сплевывая воду, Оливер медленно подплывает к лестнице, его рюкзачок все еще у него на спине.

– Ты пойдешь со мной на этот благотворительный вечер, и, если мне придется взять все в свои руки, в стороне от твоего и моего отца, я это сделаю.

Я наклоняюсь к нему, чтобы показать, что во мне нет ни капли страха.

– Если мне придется уничтожить тебя за то, что ты угрожаешь мне или моему отцу, то я сделаю это с превеликим удовольствием и в присутствии зрителей. Не забывай свое место, малыш Хеншо, как и о том, что я могу отбросить тебя одним щелчком, и ты ни черта не сможешь с этим поделать.

Его глаза темнеют, усмешка ядовита.

– Вот тут ты ошибаешься, милая принцесса. Мы с отцом и раньше заставляли кое-кого исчезать, а уж крупицу гордости за свою семью я без труда сотру с твоего хорошенького личика, если ты бросишь мне вызов. Я бы посоветовал тебе этого не делать.

Он вылезает из воды, и я встаю рядом, мы оказываемся нос к носу.

– Обязательно передам твои слова моему отцу.

Я собираюсь уйти, но он хватает меня за руку. Я могла бы легко вырваться. Могла бы разбить ему лицо, мечты и все остальное, но я этого не делаю. Я хочу посмотреть, как далеко он зайдет, потому что это скажет мне больше, чем любые слова. Когда его хватка усиливается, я не двигаюсь с места.

– Отлично, – выдыхает он. – Я заеду за тобой в восемь.

На его лице появляется улыбка, такая уверенная и наглая, что я едва сдерживаюсь. Если бы он мог услышать быстрое биение моего сердца, он бы понял, что заманил меня в ловушку, и теперь у меня голова идет кругом. В ней сталкиваются миллионы мыслей, но ни одна из них никуда не приводит.

Ясно только одно.

Семейка Хеншо что-то имеет на моего отца, и это единственная причина, по которой я говорю:

– Я надену красное.

Бас

Опускаюсь на потрепанное больничное сиденье и, кажется, в сотый раз за неделю морщусь, когда мои ребра дают о себе знать. Ушибы, но не переломы, насколько я могу судить, а я-то знаю разницу.

Левый глаз немного припух, в висках сильно стучит, но я не обращаю внимания ни