еще жив.

Мои глаза бегают по сторонам, я нахожусь на знакомой парковке. Район темный и пустынный, ничего не видно, кроме теплого света из маленького магазина. Не знаю, как долго я здесь сижу, но достаточно долго, чтобы моя задница онемела, а голова стала чугунной.

Не в силах справиться с собой, выхожу из машины и иду в магазин. Маленький старичок за прилавком конечно же знал, что я появлюсь. Ему не нужно ничего говорить – легкой улыбки достаточно для ответа.

Он позвонил Бастиану.

Он позвонил, но Бастиан не придет.

Я хочу кричать, черт возьми.

Я хочу, чтобы Бастиан Бишоп пожалел об этом.

Бегу к заправке, достаю из кармана карточку и провожу по автомату. Я отказываюсь понимать, зачем снимаю с колонки шланг. Смотрю, как льется на землю вонючая жидкость, пока не роняю шланг.

Сажусь в машину, ставлю на нейтральную передачу, проезжаю несколько метров вперед и достаю из бардачка зажигалку.

Чиркаю колесиком и, размахнувшись, бросаю зажигалку на асфальт. Бензин взрывается, как чертова бомба, и гигантским огненным шаром охватывает всю территорию, выбрасывая в воздух облака дыма.

На безопасном расстоянии я смотрю, как огонь превращает это место в пепел.

В ничто.

Такое же, как мы.

Ничто.

Смутно различаю вой сирен вдалеке.

– Теперь тебе лучше?

Голос Сая дрожит, и, когда я смотрю на него, его рот изгибается в печальной улыбке, как будто он все знает.

Как будто он знает, что я нежеланна, недостойна и крупно облажалась.

Как и старичок, владелец магазина и этой бензоколонки, который только что потерял средства к существованию из-за меня. Я могла бы возразить, что это вина Бастиана, но на самом деле это неправда.

Дело в том, что любое общение с людьми в нашем мире ведет к разрушению, и я не исключение.

Добрых дел, совершенных здесь Бастианом, больше не будет. У него больше нет причин возвращаться сюда. И нет причин попадаться мне на пути.

– Нет, не лучше, – хриплю я, направляя машину в сторону своей тюрьмы.

Пошел он.

Пошли все.

Глава двадцать восьмая

Роклин

СТАВЛЮ ПЯТКИ НА САМЫЙ КРАЙ И ЗАКРЫВАЮ ГЛАЗА. Делаю глубокий вдох, чтобы подготовиться, но это не срабатывает. Больше не срабатывает. Ничего не срабатывает. Вот почему я здесь, в десяти метрах над водой, готовая броситься вниз, в глубине души надеясь, что мои легкие решат все вопросы – сделают то, что никто другой не сделает. Или, по крайней мере, вырубят меня на некоторое время, чтобы дать мне передышку от хаоса в моей голове.

Медленно выгибаю спину и отталкиваюсь от платформы; мое тело образует прямую линию, пальцы ног смотрят в воздух. Голова легкая и невесомая. Мне кажется, что впервые за несколько месяцев я могу дышать.

Ладони расправляются за мгновение до того, как я погружаюсь в воду. Выныриваю, подплываю к краю бассейна, вылезаю и снова поднимаюсь на вышку.

Делаю это снова и снова, мои легкие едва справляются, отчаянно нуждаясь в воздухе, шея напряжена. На этот раз я специально оставила ингалятор в шкафчике. Он мне не нужен. Я не хочу, чтобы мне помогали дышать.

Я хочу стереть Бастиана из памяти, но он, черт возьми, не хочет никуда исчезать. Прошло несколько месяцев, и до сих пор, каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу его. Каждый телефонный звонок, каждое сообщение вселяет в меня надежду, но…

Все это выглядит отвратительно и жалко, и я ненавижу его. Хотя, возможно, сейчас я больше ненавижу своего отца, что о чем-то говорит. Единственное время, которое у меня еще есть для себя, – на занятиях в школе. Отец все еще одержим тем, что кто-то следит за нами, и не похоже, что это скоро закончится. У меня нет права видеться со своими подругами вне школы, потому что он не разрешает им приезжать. Отец за моей спиной объяснил всем, почему наследницы нет в Грейсон Мэнор, где ей, казалось бы, самое место.

Ощущая стеснение в груди, я снова взбираюсь на вышку, но на этот раз на среднюю платформу. Подхожу к краю, наклоняюсь и делаю стойку на руках. Закрываю глаза, и в последнюю секунду слышу голос:

– Смотрите-ка, наша чемпионка вернулась.

Группируюсь в воздухе, но левым бедром все равно больно ударяюсь о воду. Выныриваю, осматриваюсь и вижу того, из-за кого я сорвалась.

Чертов Оливер Хеншо.

Его взгляд блуждает по моему лицу.

– Давно тебя здесь не видел.

– Я не хожу сюда, когда здесь кто-то есть, – огрызаюсь я, не выходя из бассейна.

– Ты вообще сюда не заходишь. – Засовывая руки в карманы, он подходит ближе. Его улыбка становится шире. Но она, как всегда, неискренняя и, как всегда, бесит меня. – Или ты не делала этого, по крайней мере, уже несколько месяцев, да?

Он делает вид, что просто спрашивает, но в его тоне такая уверенность, что я морщусь.

Как бы он узнал, что я не бываю здесь, если б не наблюдал за мной?

Хеншо подходит и встает у края бассейна, всего в полуметре от лестницы.

– Ты, наверное, пользуешься бассейном в поместье? Я слышал, он очень хороший. Уверен, там все лучше, чем у нас в кампусе. Лучшая еда, лучшие напитки. Лучшая компания… Может быть, даже лучшая охрана?

Его слова заставляют все мои внутренности сжиматься. Плыву к лестнице, загребая правой рукой, левую оставляю под водой.

– Чего ж ты сюда пришла?

Оливер обводит взглядом пространство, и я не могу отделаться от мысли, что он проверяет, одни ли мы. Ему бы следовало знать. Тут нет такого понятия, как одиночество. Повсюду глаза. В последнее время это особенно заметно.

С другой стороны, всех этих глаз когда-то было недостаточно, чтобы помешать одному парню проникнуть туда, куда он хотел…

Легкая боль пронзает мою грудь, но я игнорирую ее. Вылезаю из бассейна и беру полотенце, которое протягивает Оливер. А куда деться?

– Я собираюсь на благотворительный вечер в эти выходные. Мой отец хочет поговорить с парой крупных инвесторов, и он хочет, чтобы ты была там, рядом со мной.

Отжимая волосы, усмехаюсь.

– Меня должно волновать почему?

– Потому что тебе скучно, а ты заперта, как провинившаяся принцесса.

Мне приходится приложить все усилия, чтобы никак не отреагировать.

Моему отцу пришлось встретиться с дедушкой Дельты и отцом Бронкс, чтобы объяснить, почему я отрезана от девочек, а попутно о том, что, встречаясь со мной, они подвергаются риску. Ни для кого не секрет, что последние месяцы я не участвовала ни в одной из наших