можем и переместиться. А теперь задумайся, сколь узок диапазон реальностей, в которые мы способны заглянуть. Начнем с того, что это обязательно Земля, какой мы привыкли ее видеть. Нам никогда не открывались соседние планеты – ни ближе к Солнцу, ни дальше: Венера, Марс или их эквиваленты. Земле, на которую мы попадаем, обычно около четырех с половиной миллиардов лет, а окружающей Вселенной – около четырнадцати миллиардов. Как правило, даже если разумной жизни на планете нет, что-то живое все равно имеется. Практически во всех случаях наша планета обращается вокруг Солнца в галактике, состоящей из сотен миллионов звездных систем, а Вселенная содержит сотни миллионов галактик.

Не переставая говорить, она протянула ногу и ступней нащупала его мошонку. Ее пальцы легко, как вода, скользнули по его члену и яйцам.

– Погоди. – Он немного раздвинул бедра, чтобы ей было где развернуться. – Ты опять все сводишь к вопросу: «Где остальные?»

– Разумеется.

– Тут все просто. «Остальных» не существует. Только мы. Никаких пришельцев нет. Ни в одном из множества миров не нашлось ни следа контактов с инопланетянами. Ни в прошлом, ни в настоящем. Разве это не доказывает, что во Вселенной мы одни?

Она провела ступней по его твердеющему члену.

– Но во всех ли вселенных?

– В каждой.

– Это подрывает саму идею бесконечности, не находишь?

– И каким же образом?

– Что это за бесконечность, если она не породила инопланетян? В огромной Вселенной – лишь один разумный вид! Что-то непохоже на бесконечность.

Миссис Малверхилл, раскинув руки, оперлась на бортики ванны и теперь ублажала его обеими ступнями, мягко двигая ими вверх-вниз.

Тэм откашлялся.

– А что же похоже на бесконечность?

– Вероятно, все дело в явлении, которое теоретики транзиции зовут «проблемой невообразимости». Я уже об этом упоминала: мы попросту не способны представить себе мир, где есть инопланетяне. А может – в глубине души – просто не желаем его представлять. – Миссис Малверхилл сдула с ладони пену; внимательно рассмотрев свои ногти, она продолжила: – Или, возможно, здесь имеет место умышленная изоляция, методичное отгораживание, глобальное сокрытие фактов…

– Да ты, никак, в конспирологию ударилась?

– Пожалуй, – с улыбкой согласилась она. – Жизнь заставила. Расследуя столь темные делишки, поневоле становишься конспирологом. – Последовала нехарактерная для нее пауза. – Я обнаружила несколько примеров. Тебе они будут знакомы. Хочешь услышать?

– Выкладывай. Только не прекращай вот это. – Он опустил взгляд на ее гладкие ступни, которые ритмично двигались под шипучей, бурлящей водой.

Миссис Малверхилл улыбнулась.

– Мои примеры будут, пожалуй, предельно экзотичными. И все же…

– Всегда любил экзотику.

– Не сомневаюсь. Помнишь певца по имени Макс Фитчинг?

– Да.

– История с «зелеными» террористами была фальшивкой. На самом деле он собирался пожертвовать деньги на исследования SETI [54].

– Ого!

– А Мэрита Шауна припоминаешь?

– С содроганием.

– Он собирался с помощью своей спутниковой сети искать внеземные цивилизации. Только не ловить, а наоборот – отправлять сигналы к звездам. Он хотел вложить часть денег в сооружение трех орбитальных телескопов для поиска планет земного типа и разумной жизни. Ты убил его незадолго до того, как он внес бы этот пункт в завещание. Догадываешься, к чему я веду?

– Ты забыла про Сержа Анструтера.

– Йержа Аусхаузера. Нет, тот и правда был говнюком. Геноцид он вряд ли учинил бы, но дай ему волю – та еще началась бы заварушка. Он хотел выкупить целый штат на Среднем Западе и устроить там вечную нирвану для богатеев. Некую смесь Ксанаду [55] и Шангри-ла [56]. Тоже мне, фантазер. Либертарианец [57] чертов.

Встретив взгляд Тэмуджина, миссис Малверхилл поняла, что термин ему не знаком, и со вздохом пояснила:

– Либертарианство – это недалекое воззрение правого толка. Идеально подходит социопатам, которые не могут или не хотят замечать никого, кроме себя.

– Похоже, ты долго размышляла об этом – антстве.

– И сочла его полной чушью. Но сдается мне, скоро многие к нему приобщатся. Как только мадам д’Ортолан укрепит свои позиции. Таким, как ты, Тэм, эта идеология весьма подходит.

– Тогда я весь в нетерпении.

– Еще бы.

– Как ты обо всем этом узнала?

Она пошевелила пальцами ног, словно играя на своеобразной флейте.

– Я соблазняю провидцев. Нескольких уже переманила на свою сторону. У меня даже появился персональный прогнозист.

– Ух ты!

– В последнее время «Надзор» все чаще поручает агентам вроде тебя грязную работенку. Иногда ты убиваешь настоящих плохишей, однако это не более чем прикрытие. Главная цель – отнюдь не в этом. Они начали преследовать даже тех, кто всего лишь задумался об истинном месте человека во вселенной. Есть, к примеру, парень по имени Мигель Эстебан/Майк Эстерос/Мишель Сенруа/Микки Сэнтс, который постоянно всплывает в одной подгруппе миров. Этот недотепа всего-навсего хочет снять фильм про обнаружение пришельцев. Так представь, они и его теперь депортируют! А о скольких мы еще не знаем… Могу поспорить, их сотни.

– И снова все вертится вокруг мадам д’Ортолан?

Он покрепче ухватился за бортики ванной, подался вперед, ближе к миссис Малверхилл, а она чуть сильнее согнула ноги, отчего над пузырчатой водой показались ее блестящие колени. Ступнями она продолжала ласкать ему член.

– Да. Мадам д’Ортолан по-прежнему продвигает бредовые теории и продолжает садистские изыскания, – пояснила миссис Малверхилл.

– Мне всегда казалось, что тут скорее личный конфликт. Между тобой и Теодорой.

– У меня нет особого желания сводить все к личной вражде. Просто ниточки ведут к Теодоре, как ни крути.

– Ясно. – Он схватил ее за лодыжки. – А теперь я тебя немного отвлеку, если не возражаешь.

– Не возражаю, – отозвалась она.

Из-за восточных пиков, где занимался рассвет, расползалось желтовато-розовое пятно. Закутавшись в дутую многослойную одежду, рассчитанную на любую погоду в высокогорье, они поднялись на круглый балкончик под открытым небом, расположенный на самом верхнем куполе дворца. Перед балкончиком находился небольшой воздушный шлюз.

Они вдыхали кислород из прозрачных масок, закрывавших только носы. Живительным газом их снабжали закрепленные на куртках баллончики, а резервная система подачи кислорода, встроенная в площадку, ждала наготове – вдруг что-то пойдет не так. Даже с учетом этого, нельзя было сразу выйти из тепличных условий дворца на высоту в девять с половиной километров над уровнем моря; из-за огромного перепада давления требовался период адаптации в воздушном шлюзе.

Наилучший вид с балкона открывался перед рассветом, когда, как правило, наступало безветрие. Сейчас, тем не менее, с севера дул разреженный, но ощутимый ветер. Выдвижной стеклянный экран, будто гигантский флюгер, автоматически развернулся, заслоняя площадку от дуновений.

Светящиеся цифры на встроенном в парапет дисплее термометра показывали минус сорок. Воздух, обдувающий губы и открытые участки кожи вокруг глаз, казался