Шрифт:
Закладка:
Случайным образом я выбираю еще одного подопытного, ближе к центру палаты, и наблюдаю ту же реакцию.
Как только я выключаю фонарик, а пациент проваливается в сон, в коридоре раздаются шаги. К палате приближается неясная фигура. Я пригибаюсь, а когда двери начинают открываться – отползаю подальше. Нырнув под койку, я ударяюсь головой о металлический каркас и с трудом подавляю вскрик. Я слышу, как некто расхаживает по помещению; неяркий луч то вспыхивает, то исчезает. В поле зрения возникает пара ног: юбка, белые туфли. Не останавливаясь, медсестра проходит мимо моего убежища. Я наклоняю голову, чтобы за ней понаблюдать. Она движется к дальнему концу палаты. Задержавшись у пары коек, дважды щелкает фонариком. Затем разворачивается и шагает обратно. На миг медсестра замирает у выхода и наконец уходит, бесцеремонно хлопнув створками дверей.
Я выжидаю несколько минут. Сердце потихоньку успокаивается. Я настолько расслабляюсь, что едва не засыпаю.
Выбравшись оттуда, я преодолеваю нижний коридор и лестницу незамеченным. Вот только в моей собственной палате горит свет. Внутри я застаю медбрата – дежурного по нашему этажу. Нахмурившись, он читает мою историю болезни.
– В туалет ходил, – оправдываюсь я.
Похоже, санитар не слишком-то верит, однако помогает мне забраться в постель и подтыкает одеяло.
Едва сомкнув веки, я мысленно возвращаюсь в палату на первом этаже и вдруг понимаю, что именно бередило мне душу и не давало покоя, пусть я не сразу это осознал: однообразие. Все прикроватные тумбочки выглядели одинаково. Я не заметил ни открыток с пожеланиями, ни цветов, ни корзин с фруктами – никаких указаний на конкретного пациента. На каждой тумбочке – кувшин с водой да пластиковый стаканчик. И все! Не видел я и стульев возле коек. Вообще ни единого стула в палате!
Оболочки. Все время возвращаюсь к этому до странности важному слову. Оно приходит мне на ум всякий раз, когда я вспоминаю тихую палату и ее накачанных лекарствами или иным способом обесчеловеченных обитателей. Оболочки. Пустые оболочки. Сам не знаю, почему это слово так много для меня значит.
Оболочки…
Мадам д’Ортолан
– Но, мадам, неужели это и правда настолько ужасно?
Мадам д’Ортолан воззрилась на профессора Лочелле как на умалишенного. Они двое еле втиснулись в кабинку для индивидуальной научной работы, находившуюся в шпиле одного из наименее презентабельных корпусов Университета практических навыков. Из этого здания был виден Туманный купол, однако располагалось оно достаточно далеко и уединенно, чтобы встреча гарантированно прошла без свидетелей.
– Кто-то транзитирует без септуса! И правда, что здесь ужасного? – язвительно бросила мадам д’Ортолан.
– И все же, мадам, – Лочелле взмахнул короткопалой ладонью, – почему бы нам, напротив, не отпраздновать тот факт, что один из нас открыл – предположительно, разумеется, – способ перемещаться без препарата? Это же прорыв! Или, по крайней мере, прогресс.
Одежда мадам д’Ортолан – безукоризненный молочного цвета комплект из брюк, кардигана и джемпера – напоминала нелинованный блокнот, тогда как буколический костюм-тройка Лочелле – зеленоватую миллиметровую бумагу. Судя по выражению лица, мадам д’Ортолан всерьез жалела, что при всем желании не смогла бы вытолкнуть профессора из слишком узкого окошка и отправить в полет с высоты в шестьдесят метров.
– Лочелле, – с ледяной четкостью прошипела она, – вы совсем обезумели?
(Профессор изогнул брови, показывая, что с таким выводом не согласен.)
– Если люди научатся транзитировать без септуса, как же мы будем их контролировать? – медленно, как малого ребенка, попыталась вразумить его мадам д’Ортолан.
– Ну… – возразил было Лочелле.
– Прежде всего, – оборвала его Мадам, – это открытие сделано отнюдь не в наших крайне дорогих, а теперь, похоже, бесполезных лабораториях. И не во время тщательно продуманного полевого эксперимента, проходящего под неусыпным надзором. Нет, эта весть свалилась на нас как снег на голову, да еще и когда в Совете кризис! К тому же тут замешан наш бывший сторонник, внезапно переметнувшийся к врагу, – наемный убийца, который – как с беспокойством сообщили мне те, кто его выслеживает, – весьма вероятно, может развить в себе и другие, прежде немыслимые способности. Вы только…
– Правда? Но ведь это поразительно! – воскликнул профессор, воодушевленный такими новостями.
Леди нахмурилась.
– Да уж, чудесно! – рявкнула она, хлопнув ладонью по маленькой парте и подняв тучу пыли.
От неожиданности Лочелле подскочил. Мадам д’Ортолан взяла себя в руки и, тяжело дыша, продолжила:
– Не сомневаюсь, вы будете рады узнать, что ученые, эксперты и профессора университета разделяют как ваш энтузиазм, так и прискорбную неспособность понять, что дело вот-вот обернется катастрофой!
Она положила ладони на пухлые щеки профессора и сжала его гладкое, надушенное лицо. Сплющенный рот и красный нос-луковица словно оказались стиснутыми между двух лоснящихся подушек.
– Включите же голову, Лочелле! Проще всего одолеть врага или группу врагов, задавив количеством. Если у противников дубинки, нужно лишь раздобыть еще больше дубинок, да покрупнее. То же самое с пушками, символикой, бомбами, другим оружием или навыками. А как прикажете бороться с человеком, который, без сомнения, покинул наши ряды, яростно на нас ополчился, да еще и умеет делать то, чего не можем мы?
Ее железная хватка, сводившая на нет вероятность членораздельного ответа, навела профессора на мысль, что вопрос задан скорее риторически.
Мадам д’Ортолан мотнула профессорской головой из стороны в сторону.
– Из-за этого индивида мы рискуем попасть в большую, огромную беду! А вдруг и того хуже – да-да, все может стать еще хуже! – вдруг этот навык после недолгих тренировок станет доступен каждому? Любой идиот, фанатик, дилетант, бунтарь, диссидент или подрыватель устоев сможет захватить чужие тело и разум, когда вздумается! Без предварительного плана, необходимых мер безопасности и законных оснований! Без достойной цели! Без сопровождения и опыта «Надзора», в конце концов! Куда это нас приведет? Как по-вашему? Я вам скажу: вероятно, самая могущественная способность, какая доступна человеку во множестве миров, ускользнет из-под нашего контроля! Можем ли мы это допустить? Можем пустить на самотек? Стоит ли это поощрять? – Она медленно развела ладони в стороны, выпустив щеки Лочелле.
Его лицо вернуло прежние очертания.
Профессор удивился и немного возмутился такому обращению.
Мадам д’Ортолан неспешно качала головой с печальным и серьезным видом. Профессор Лочелле обнаружил, что тоже качает головой ей в такт, словно выражая солидарность.
– Нет, – заключила леди, – такого допускать нельзя!
– Полагаю, это может привести к анархии, – заявил профессор, хмуро глядя в пол.
– Ах, мой дорогой профессор, – сказала мадам д’Ортолан, – уж лучше встретить анархию с распростертыми объятиями, вручить ей ключи от дома и уйти, беззаботно насвистывая,
