– Мы – человечество – идем на любые компромиссы с окружающим миром, – говорила миссис Малверхилл, – лишь бы убедить себя, что мы – главные. Проблема вот в чем: наши возможности – в частности, свободный доступ к септусу – могут раздуть это присущее людям чувство собственной важности до откровенного солипсизма. – Ее голос на фоне ревущего ветра звучал тихо, но отчетливо.

– В любом случае, солипсизм – заблуждение. Мир существует и без нас, нравится нам это или нет.

– Убежденный солипсист пропустил бы твои слова мимо ушей, – улыбнулась она. – Дело в том, что он не видит разницы между объективной правдой и субъективной. Его заботят лишь субъективные материи, потому что, кроме них, ничего не существует. А члены Центрального совета живут в условиях, которые подстегивают подобное мировоззрение. Это не идет на пользу ни Бюро, ни «Надзору». Да и вообще никому и ничему.

– Я думал, что для членов Совета такие взгляды оправданны.

– Оправданны? Если они банально достигли бессмертия, это не значит…

– Уверен, им это банальным не кажется.

– Положим, ты прав. – Миссис Малверхилл прислонилась к парапету, по высоте доходившему ей до талии; медленно разгоравшийся на востоке рассвет придавал ее белой куртке прохладный розовый оттенок. – Но следует задаться вопросом, какие у «Надзора» перспективы.

– Говори уже, не томи.

– Если нам не лгали настолько глобально, что даже я не распознала обман, то «Надзор» существует на протяжении тысячи лет. Все это время – во всяком случае, первые восемь веков – организация активно изучала другие миры, свойства септуса и способности, какими он наделяет специально обученных людей. Кроме того, теоретики «Надзора» пытались разобраться в метафизических законах, по которым существует многомирье, и в контекстуальной структуре, куда оно, так сказать, вписано. До определенного момента вмешательства в другие реальности совершались редко, поскольку вызывали бурную полемику и нравственные метания. Каждый прецедент строго контролировался и подвергался тщательному анализу впоследствии. А затем, лет двести назад…

– Что же случилось двести лет назад?

– Случилась мадам д’Ортолан, – кисло улыбнулась миссис Малверхилл. – Она обнаружила, что транзиторы могут переносить других людей из мира в мир, и «Надзор» получил кладезь новых возможностей. Число исследуемых миров резко возросло. Как только мадам д’Ортолан попала в Центральный совет, ее политика стала гораздо агрессивнее. Она поощряла все новые вмешательства, ее влияние крепло. Это она предложила, чтобы все, а не только самые заслуженные члены Совета могли менять старые тела на более молодые. Причем менять неоднократно, вопреки установленному запрету.

– Я думал, дальше разговоров дело не пошло.

Среди сотрудников «Надзора», как и в Кальбефракии, ходили об этом слухи, но официальных подтверждений не было.

– В теории – да. – Обернувшись, миссис Малверхилл взглянула на сияющие вершины, похожие на огромные розовые зубы. – Однако периодически это происходит. Как только очередной член Совета достигает почтенного возраста, в котором начинаешь думать, что идея не так уж и плоха, хотя прежде мог годами ее осуждать, сердобольная Мадам любезно предлагает ему пересмотреть решение. Насколько мне известно, лишь два члена Совета пока непреклонны, хотя не удивлюсь, если и они передумают. Чем ближе спускаешься к могиле, тем круче ступеньки. – Она усмехнулась. – Едва запахнет жареным – люди меняются. Так что те двое тоже, считай, у нее в кармане. А если и нет, то, как только они умрут, она подберет на замену кого-нибудь посговорчивее. В конце концов, времени у нее прорва. Ее интриги могут длиться вечно.

– Значит, теперь Центральный совет вечен?

– Как орган управления таким он был задуман изначально. Как и любая бюрократическая структура. – Она пожала плечами. – Однако теперь у членов Совета появилась реальная возможность жить вечно. Проблема не в том, что Центральный совет никогда не исчезнет, а в том, что он навеки останется прежним. Его состав никогда не сменится.

– Они все равно продолжают стареть. Не телом, так разумом.

– Да, интересно будет установить опытным путем, как много информации может вместить молодой, здоровый мозг, если подселить в него настолько пожилой разум. Само собой, члены Совета убеждены, что по мере прожитых лет становятся лишь мудрее, и не видят в затее Теодоры ничего плохого. Однако любого стороннего наблюдателя с мозгами такие перспективы приводят в ужас. Старые и могущественные люди никогда не отказываются от власти добровольно. Они искренне считают, что абсолютно незаменимы и единственно правы. И всегда ошибаются. Старение и смерть существуют главным образом для того, чтобы молодые могли сказать свое слово, сполна насладиться жизнью и отринуть ошибки предыдущего поколения, при этом постаравшись сохранить прогресс и накопленные блага.

Солнце сияло все ярче, подсвечивая ее диковинные темные глаза с вертикальными зрачками. Зрачки эти сузились, льдисто сверкнув.

– Безумная самонадеянность! Власть всегда стремится себя увековечить, но здесь уже какой-то апофеоз тупости. Лишь тот, кто избалован вседозволенностью, привык мыслить предвзято и упивается собственной важностью, может хотя бы на мгновение подумать, что такая политика приемлема.

Облокотившись на перила рядом с миссис Малверхилл, Тэмуджин искоса за ней наблюдал. Даже закутанная с ног до головы в теплые, до смешного пухлые одежки, она все равно каким-то образом казалась стройной и гибкой, лучилась чувственной энергией. Он представил ее наготу под многослойной одеждой, ее запах, вспомнил, какова она на ощупь. Они провели здесь почти целый день и неоднократно занимались сексом. Он до сих пор ощущал усталость и легкую дрожь в ногах после того, как около получаса назад они стоя сплелись телами в воздушном шлюзе, коротая время, пока выравнивалось давление.

Задумавшись о ней, он ожидал, что член отреагирует, но нет. Холод тут был точно ни при чем, и Тэм заключил, что на этот раз он полностью иссяк. Когда миссис Малверхилл предложила ему подняться на балкон, он заподозрил, уж не подыскала ли она эффектную точку для прощального секса. Рискованно, подумал он. Не дай бог себе что-нибудь отморозить. Ничего, вместо этого они трахнулись в шлюзе. Он надеялся, что больше ей не захочется, во всяком случае в ближайшее время, так как внизу у него побаливало, а сил совершенно не осталось.

– Как здорово ты во всем разбираешься, – похвалил он.

– Спасибо. Полагаю, особенно хорошо я изучила мадам д‘Ортолан. Понимаю, как работает ее мозг.

– А я могу поручиться за исправность некоторых других ее органов.

– Ее самомнение достигло почти солипсистских масштабов. Это ее главная слабость. А еще – ярый педантизм.

– По-твоему, ее погубит педантизм?

– Во всяком случае, поспособствует. Думаю, фактического контроля над Советом ей будет мало. Пускай хоть весь Совет станет плясать под ее дудку, она из принципа