Шрифт:
Закладка:
Я продолжил попытки освободить лодыжки, попутно обшаривая борта каталки на предмет бреши в моем панцире из постельного белья и ремней. Мышцы ладоней, предплечий, ступней и лодыжек заныли от боли. Дошло даже до судорог.
Я решил немного передохнуть.
По телу струился пот. Нещадно чесался нос, а я не мог ни дотянуться до него, ни повернуть голову достаточно сильно, чтобы коснуться им подушки.
Как мог, я осмотрелся по сторонам. В палате находились по меньшей мере две дюжины пациентов. Деталей я по-прежнему не различал – лишь мрачные очертания, бугры на койках. Звучал негромкий храп.
Я подумал, не закричать ли. Возможно, разбужу кого-то из этих сонь, и мне, наконец, помогут. Я покосился на соседнюю койку, где-то в метре от моей. Спящий человек выглядел довольно тучным, голова была повернута ко мне затылком. А вот ремней я не заметил.
Меня удивляло, что мои потуги освободиться никого не разбудили. Должно быть, я вел себя тихо.
Внезапно я уловил странный запах и вновь на мгновение испугался. Неужели пожар? Заискрила проводка? Загорелся матрас? Впрочем, немного подумав, я заключил, что пахнет вовсе не дымом. Душок неприятный, но пожар тут ни при чем. Возможно, с одним из обитателей палаты случился маленький ночной инцидент.
Я мог бы закричать. Даже тихо откашлялся. С горлом проблем не обнаружилось – похоже, голос меня не покинул. И все-таки я опасался привлекать внимание. Вдруг где-то рядом спал тот, кто пытался ко мне приставать? Или у кого-то здесь те же наклонности? Это вряд ли, убеждал я себя. Опасных пациентов не положили бы в общую палату. Их бы заперли отдельно. По крайней мере, пристегнули бы к койкам, подобно тому, как по нелепой случайности пристегнули меня.
Так или иначе, я предпочел не шуметь.
Один из пациентов по-звериному всхрапнул. Другой вроде бы ответил. Снова донесся прежний запах.
Мне в голову закралась ужасающая догадка. А вдруг меня окружают вовсе не люди? Уж не животных ли тут держат? Это объяснило бы и комковатую бесформенность большинства тел, и запах, и странное кряхтенье.
Конечно, за все время, проведенное в этих стенах, я ни разу не усомнился в том, что наша клиника – респектабельное и гуманное учреждение, где с пациентами обращаются бережно. У меня не было ни малейшей причины подозревать (кроме тех догадок, которыми мои стесненные органы чувств снабжали испуганный мозг и гиперактивное воображение), что попал я не в обычную палату с мирно спящими пациентами, а куда-то еще. И все же, если человек переживает нечто странное, падает в обморок, а очнувшись ночью, обнаруживает себя намертво пристегнутым к каталке в окружении незнакомцев, – неудивительно, что готовится он к худшему.
Дородная фигура, которая смутно вырисовывалась на соседней койке – с большой вероятностью, это она источала странный запах и кряхтела, – шевельнулась, будто собираясь повернуться на другой бок, лицом ко мне.
У меня с губ сорвался вскрик, похожий на испуганное тявканье. Существо на соседней койке застыло – как будто услышало мой возглас или пробудилось. Я решил, что таиться дальше бессмысленно.
– Кто здесь? – спросил я.
Надеюсь, мой голос прозвучал уверенно.
Тишина.
– Кто здесь? – повторил я чуть громче.
Ответа вновь не последовало.
– Кто здесь?! – я уже почти кричал.
Кто-то всхрапнул, однако фигура на соседней койке больше не двигалась.
– Кто здесь?! – проорал я.
Никто не шелохнулся.
– КТО ЗДЕСЬ?!
Лежавшее рядом существо начало медленно поворачиваться ко мне.
Внезапно из коридора послышался шум, заставив меня посмотреть на двери. В стеклянных окошках замаячил силуэт: к палате шагал освещенный со спины человек. Двери распахнулись, вошел молодой медбрат. Тихо напевая себе под нос, он приблизился ко мне, после чего, прищурившись, пробежал глазами записи, прикрепленные к изножью моей каталки. Воспользовавшись тем, что стало чуточку светлее, я перевел взгляд на соседнюю койку. Я увидел темнокожую, упитанную, вполне человеческую физиономию с недельной щетиной. Мужчина, на вид слабоумный, крепко спал, раззявив рот и расслабив мышцы лица. Он вновь захрапел. Повернув голову к медбрату, я понял, что он снимает колеса моей каталки с тормозов.
Молодой человек вывез меня в коридор. Двери у него за спиной громко хлопнули, но тишина его, похоже, не заботила. Он открепил от каталки врачебную информацию и поднес ближе к свету. Затем пожал плечами, вернул листки на место и, насвистывая, покатил меня дальше.
Должно быть, он заметил, как я на него поглядываю, потому что подмигнул мне и спросил:
– Так вы не спите, мистер Кел? Вам сейчас положено спать. Теперь уж ладно, сначала… (середину фразы я не понял)…и переложим вас на больничную койку. Не понимаю, почему… (снова не разобрал).
Его голос звучал дружелюбно, успокаивающе. Думаю, его удивило, зачем меня пристегнули к каталке.
– Ей-богу, не понимаю, зачем вас положили с этими…
Последнее слово я не понял. Судя по интонации, оно было слегка оскорбительным – один из хлестких, честных, потенциально шокирующих терминов, какие бывают в ходу у медиков и не предназначены для посторонних ушей.
Громыхающий лифт, по обыкновению, медленно повез нас наверх. Пока мы поднимались, медбрат начал расстегивать ремни. Он доставил меня в палату, помог встать с каталки и уложил на койку. Когда он пожелал мне доброй ночи, я чуть не расплакался.
На следующий день молоденькая женщина-врач с мышиного цвета волосами долго расспрашивала меня о случившемся две ночи назад. Я не понимал всего, что она говорила, но старался отвечать как можно подробнее. На этот раз никаких позорных кукол мне не предлагали, за что я, наверное, должен сказать спасибо. Впрочем, ни извинений, ни объяснений по поводу моего плена в зловещей палате тоже не последовало. Я хотел узнать, почему там очутился, что произошло, не найден ли мой обидчик и что предпринимает персонал, дабы помешать ему наведаться снова. Увы, мне недоставало слов, чтобы выразиться ясно, к тому же я стеснялся хрупкой девушки-доктора. Не хотелось ее тревожить, рискуя поставить себя или ее в неловкое положение. Я решил разобраться сам.
День шел своим чередом. Почти все время я с закрытыми глазами сидел на койке или на
