с ладонь. Если бы в эту коляску, не дай бог, врезалась машина, еще вопрос, кто бы уцелел в столкновении. Чтобы ее купить, Герберт, должно быть, ограбил банк — с него ведь станется. У его сына все должно было быть самым лучшим — от коляски до подгузников. И ему, разумеется, было плевать на то, что Кати донашивала кроссовки из секонд-хенда. Не то чтобы Кати завидовала и ревновала к младенцу, но все же ей было обидно. Нет ничего приятного в том, чтобы чувствовать себя существом второго сорта.

Ребенок крепко спал. Стоило им выйти на улицу, как младенца будто выключили. Глазки закрылись, и он тихо засопел: улыбаться он еще не умел, а то, глядишь, еще и улыбался бы во сне. Спящим он выглядел не так противно, во всяком случае морщины на мордашке немного разгладились. Кати вовсе не охватил внезапный приступ сестринской любви, но и обычной брезгливости она не чувствовала. Если так пойдет и дальше…

Не пойдет. Сегодня был последний день, когда она видела брата.

Кати едва передвигала ноги, и если бы не держалась за ручку коляски, то, возможно, тут же и упала. Она шла, не думая, куда идет. Голова тонула в тумане, мозг словно подменили на ком разваренной овсянки. И в этой каше плавали клочки разорванных фотографий: Герберт за кухонным столом, пенящаяся вода в реке, Лаура на кафельном полу, лесная тропа среди высоких деревьев… Ни одну из этих мыслей Кати не могла додумать до конца.

Наверное, она должна была идти к реке, чтобы встретится с Хенрихом и отдать ему младенца. Но Кати тошнило от одной мысли об этом. Что бы она ни наобещала речной твари, выполнить свое обещание она не могла. И вместо этого Кати направилась в противоположную сторону — к лесу на окраине. Она не надеялась, что ей удастся сбежать. Если Хенрих смог попасть в школьный туалет, значит, он найдет Кати где угодно. Пусть это противоречило и логике, и здравому смыслу, здесь действовали совсем иные законы. Законы, которым место только на страницах книги сказок или же во сне.

Город закончился внезапно. На самом деле он был крошечным и только прикидывался большим. Как надувшаяся жаба, которая глотает воздух, чтобы напугать цаплю. На границе города вместо крепостной стены тянулся ряд унылых пятиэтажек с пустыми темными окнами. Если здесь кто и жил, то на улицу он не высовывался. В какой-то момент Кати заметила, что не видит ни одного прохожего, даже в отдалении.

За домами протянулся узкий пустырь — опустевшее поле битвы между городом и лесом. Битвы, которую проиграли обе стороны. Здесь не росли деревья и не стояли дома, зато летом разрастались чертополох и борщевик — уродливая замена стене из шиповника и роз, что преграждала путь к замку Спящей Красавицы. Сейчас эти растения стояли пыльным сухостоем и гадко шелестели, покачиваясь на ветру.

Кати остановилась на краю пустыря. Эту границу она преодолеть не могла, не с коляской. Сил не хватит толкать ее по рытвинам, ухабам и прочим шрамам земли, через сухой бурьян. Она была заперта, слово птица в клетке.

Вздохнув, Кати пошла по краю города, ни на что особо не надеясь. Минут через двадцать впереди заблестела вода. Кати замедлила шаг, но не остановилась и не пыталась сбежать. Ноги сами тащили ее в ту сторону. Она и не заметила, когда превратилась в механическую куклу.

В конце концов Кати оказалась на берегу заброшенного строительного котлована, наполненного грязной застоялой водой. Из глины торчали сухие стрелы камыша, среди которых плавала раздувшаяся дохлая крыса — не иначе как решила попить из отравленного болота, и вот итог. Кати остановилась. Откуда-то она знала, что пришла именно туда, куда и должна была прийти. Словно ее привели сюда за руку. Именно здесь, на берегу этого котлована, все и закончится.

Некоторое время она просто смотрела на воду. Герберт-младший пускал во сне пузыри, будто подсказывая сестре, что она должна сделать. Кати подняла с земли слипшийся ком сухой глины, размахнулась и швырнула в пруд.

На этот раз это точно была химическая реакция: вода забурлила, и хлопья грязной пены расползались до самого берега. Будто в воду вылили цистерну дешевого средства для мытья посуды. Хенрих вынырнул на середине пруда и тут же встал на ноги. Глубина здесь оказалась всего по пояс. Хлопья пены облепили уродливо гибкое тело, совсем неуместные, совсем из другой истории.

— Ты поссвала… — сказал Хенрих. — Ты принесла мне то, чего у тебя нет?

Кати попятилась, но смогла сделать лишь пару шагов, а затем ноги подкосились, и она упала на колени. А Хенрих зашлепал к ней, ухмыляясь во весь лягушачий рот. Девочка сжалась, попыталась втянуть голову в плечи. Какой-то голос в голове вопил, чтобы она встала, чтобы она хотя бы попыталась защитить себя и брата. Но Кати его не слушала. Ее захлестнула волна беспомощности и страха, сбила с ног и обратила в желе все ее мышцы. Она могла лишь смотреть на приближающегося принца тысячи ракушек так же, как кролик смотрит на голодного удава.

— Мне ссдесь не нравится, — сказал Хенрих, выползая на берег. — Плохая вода… Гряссная…

Он провел перепончатой лапой по лицу, размазывая маслянистую пленку. В уголке рта вздулся и лопнул радужный пузырь, словно Хенрих издевательски передразнивал ее брата. Кати стало дурно.

— Мертвая вода… Плохая… — повторило чудище, и лишь затем его взгляд обратился к Кати: — Ты принесла мне…

— Я не могу! Я не могу отдать тебе моего брата! Это неправильно!

Хенрих склонил голову набок:

— Почему? Сделка была ссаключена, я выполнил свою часть. Я пришел сса платой — все честно…

— Нет, не честно! Я не… Я не имею права распоряжаться его жизнью. Она мне не принадлежит и…

Принц тысячи ракушек забулькал:

— Выходит, это то, чего у тебя нет? Ссначит, все верно…

— Нет! — Колени тряслись, но Кати нашла силы подняться. — Не трогай его. Пожалуйста… Если хочешь, ты можешь забрать меня или…

Кати уже не думала, что говорит, впрочем, и Хенрих ее не слушал.

— Ссделка ссаключена, и я воссьму свое… Такие правила.

Ракушки на спине затрещали. Резкое стаккато, видимо, предназначенное ее отпугнуть. Кати вцепилась в ручку коляски.

— Нет! Я тебе его не отдам!

— Но я все равно его воссму… Не сейчас, так потом — ты не сможешь его от меня спрятать. Никто не сможет меня удержать. Я — принц тысячи ракушек, я всегда беру свое. Я вессде, где вода. Лучше сделай все сама, так