Шрифт:
Закладка:
Поднялся с земли юноша, его звали Миша Анисимов. Лицо окровавленное, кровь льет изо рта. «Гитлеровские обезьяны! – закричал он. – Я на вас плюю. Давай стреляй!»
Офицер толкнул его, схватил пистолет, выстрелил; потом застрелил еще одного молодого человека, Илюшу Осипова.
«Вы что, русские ублюдки? – удивился он. – Мрете от ужаса? Может, придете в себя? А то будет поздно. Как только попросите прощения, оставлю вас жить».
Канашин приподнялся, плюнул офицеру в лицо.
Через минуту его рывком поставили на ноги, два парашютиста накинули на шею цепь и, привязав к машине, тронулись. Он из последних сил ухватился за воротник, его тело волоклось за идущей по тряской дороге машиной.
Под холодным дождем Канашин пришел в сознание. Он лежал возле дороги, наполовину погруженный в ручей. Оставили тут умирать. Шатаясь, он кое-как поднялся на ноги, вошел в лес и из последних сил стал пробираться через сельскую местность, болота, подлески. 8 сентября за Териоки у реки Сестры он наткнулся на русские укрепления.
Утром 1 сентября адмирал Пантелеев вышел немного пройтись на свежем воздухе в саду штаба. Он больше суток работал над планами новых минных заграждений на подступах к Ленинграду и над планом помощи еще державшимся гарнизонам Ханко и Моонзундских островов у входа в Финский залив.
Прогуливаясь, Пантелеев прислушивался к грохоту кронштадтских орудий, поддерживающих тяжелые сухопутные бои на подступах к Ленинграду, вскоре адъютант вызвал его к адмиралу Трибуцу.
«Звонили из Смольного, – сказал Трибуц. – 115-я и 123-я дивизии, отступавшие из Выборга, понесли тяжелые потери, они окружены возле Койвисто на берегу и остались почти без оружия и припасов. Мы точно не знаем, каково положение, связь прервана. Они где-то поблизости».
Адмирал подошел к карте, черным карандашом очертил круг между Койвисто и Макслахти.
«Все ясно?» – спросил Трибуц.
Пантелеев промолчал.
«Ворошилов приказал нам собрать дивизии в Койвисто и доставить в Ленинград. Поручается вам. Теперь ясно?»
Трибуц разрешил Пантелееву позвонить в Ленинград семье – со времени таллинского перехода некогда было повидаться. Поговорив с семьей, Пантелеев занялся планами. Нужны 6–7 транспортов для новой эвакуации. Он решил, что, пока их будут готовить, надо самому съездить в Койвисто и познакомиться с обстановкой.
Бронекатера и канонерские лодки обеспечат защиту спасательных конвоев, а морские батареи на Красной Горке и на острове Берке – защитный огонь.
Пантелеев отправился в деревянном патрульном катере, считая это лучшей защитой от магнитных мин, которые очень мешали советским кораблям в Финском заливе. Погода была прекрасная – слабый юго-западный ветер, небольшие волны. Патрульный катер обогнул финское побережье, там не было видно ни людей, ни их хозяйств – ни коров, ни лошадей, лишь изредка можно было встретить дачный домик. Он знал бухту Койвисто еще с тех пор, когда юношей плавал там на лодке.
Живописный берег, отсюда яхты начинали путешествия в Ботнический залив.
Пантелеев застал в порту Койвисто две советские канонерские лодки, бронекатер, десантную баржу. Советские силы создали оборонительное кольцо, и казалось вполне вероятным, что они смогут здесь отражать атаки до завершения эвакуации. Из Кронштадта сообщили, что два транспорта уже в пути.
На пирсе появились несколько красноармейцев, лица мрачные, перекошенные, голоса хриплые. Оказалось, что это командиры различных разбитых частей. Было много раненых. Наконец подошел командир дивизии с остатками своего штаба. Утомленный не менее других, он все же держался бодро.
«У меня не осталось ни орудий, ни танков», – сказал командир дивизии.
«Ничего, – заверил его Пантелеев. – На корабле 130-мм орудия, они нас поддержат».
В темноте появился первый транспорт, решено было погрузить на него в первую очередь 2000 раненых. Затем будут погружаться солдаты, но лишь те, кто сохранил свою винтовку. Это был приказ целенаправленный: командиры заметили, что многие бросают оружие. Началась лихорадочная беготня среди солдат, и теперь, когда части являлись одна за другой, удивительным образом у каждого человека была винтовка или пулемет.
«Наш билет на пароход», – сказал кто-то.
Собрались три корабля для операции: «Барта» под командованием капитана А. Фармаковского, «Отто Шмидт» под командованием Н. Фафурина и «Миро» под командованием капитана В.А. Цибуклина.
Первой прибыла «Барта», погрузила 2350 человек и отошла.
Но тысячи еще ожидали на берегу, когда пришло сообщение, что один из транспортов, «Миро», потоплен возле острова Берке миной или торпедой.
Затем «Отто Шмидт» сел на мель, но сумел сняться с нее и произвести погрузку. Всю ночь шла эвакуация. Но когда последний транспорт исчез в морской дали, из леса все еще продолжали выходить люди – мужчины и женщины. Выслали канонерскую лодку, загрузили эвакуированными до самой ватерлинии.
Пантелеев с несколькими катерами еще некоторое время оставался поблизости на случай, если появятся люди, наконец приказал отходить. Но не успели они немного отойти, как моряки заметили собаку, которая бегала по пирсу, она была измучена и тяжело дышала.
«Это наша собака с канонерки», – закричал один из краснофлотцев. Подъехали снова к пирсу, и пес, обезумев от счастья, прыгнул на борт катера.
Вышли в море. Подойдя к мысу Стирсудден, подали сигнал. Никакого ответа. «Может, спят», – сказал кто-то. Но затем ответ последовал: залп из полевого орудия. И еще один. Ясно! Враг захватил маяк.
Конвой прибыл в Кронштадт еще до 12 часов дня, благополучно доставив 14 тысяч человек, 12 тысяч «годных для боя», 2000 раненых.
Корреспондент Павел Лукницкий много времени провел на Карельском фронте. Видел волнение, почти панику в Петрозаводске, когда в связи с усилившимся в августе наступлением финнов эвакуировали женщин и детей. А теперь он встретился с прибывшими в Ленинград уцелевшими остатками 23-й армии. Вряд ли они теперь были в состоянии идти в бой. Многие измучены, истощены, многие ранены. Воевали из последних сил. Некоторые, обнаружив, что попали в окружение, упали духом. Чтобы заново создать из этих растерзанных солдат новые первоклассные боевые части, потребуется время. Но как раз времени у Ленинграда на это не было. Всех причислили к новым частям и отправили на фронт почти с той же скоростью, с какой они высаживались в Кронштадте из катеров.
Советские войска в Карелии окопались на старых позициях и пробыли там до 1944 года. На востоке, где воевала 7-я армия, предстоял еще месяц активных действий. Позиции 7-й армии к