– Мне бы тоже привыкнуть к твоим выходкам.

– К каким же?

– Еще раз на крышу залезешь, я тебе ноги поотрываю.

Алина посмотрела на брата, прищурилась и вдруг рассмеялась. Искренне и горько. Слезы вновь покатились из ее глаз, и Артур притянул ее к себе:

– Дуреха ты. «Я за себя постоять смогу, я умная, я взрослая». Больше тебе вообще не поверю, ясно? Или ты хотела, чтобы у меня инфаркт случился?

– Не хотела я такого.

– Вы с Костей ненормальные.

– Зато он в порядке.

– А у меня седина на висках, как у «мистера Фантастика»[39].

– Хватит тебе уже смотреть фильмы, – пробурчала Алина, отстранилась и пробежала пальцами по золотистым кудрям брата. – И нет у тебя никакой седины.

– Скоро появится.

Шатенка вытерла слезы, осмотрелась и вздохнула. В груди теснились противоречивые эмоции. Она радовалась, что Ромал остался цел, но в то же время понимала, что ему очень плохо, ей хотелось помочь, но она совершенно не понимала, как.

– Я найду Даню, – пробормотала она и шмыгнула носом, – он перепуганный ходит.

– Похороны напоминают ему о смерти отца. Хотя прошло столько лет.

– Такое вряд ли забывается, Арт.

– Ну да.

– Узнай у родителей, когда мы уезжаем.

– Хорошо. А ты больше не реви, – Селиверстов пригрозил сестре пальцем: – Нашла из-за чего расстраиваться. Проблемы и пострашнее бывают.

– Это точно. Не оставляй Костю одного, ладно?

Как будто об этом нужно было просить.

Алина ушла, а Арт нашел отца, переговорил с ним и вдруг увидел Виктора Ромала. Тот направлялся к сыну. Виктор был высоким неприятным человеком. Он шагал развинченной нахальной походкой, пренебрежительно ухмыляясь. Под пиджаком на белой рубашке болтались золотые цепи, которые побрякивали на ходу.

Селиверстов поспешил вперед, обогнул развесистые деревья, от которых падала тень на свежую могилу, и перегородил мужчине путь. Тот затормозил, вскинув брови.

– Повезло с погодой, – улыбнулся Арт, – весна все-таки наступила.

Виктор хмыкнул, сделал шаг в сторону, но Артур зеркально повторил его движение.

– Проблемы? – рыкнул мужчина, обнажая желтые зубы, но Арт повел плечами и спокойно ответил:

– Ага.

– Ну так решай их.

– Решаю, – кивнул Селиверстов, самодовольно ухмыльнувшись. – Прямо сейчас.

– Попутал?

– Вы к Косте не подойдете.

– Костян подружку себе нашел?

– Умом вы не блещете.

– Ты что буровишь? – разозлился Виктор и шагнул вперед, но Арт не сдвинулся ни на миллиметр. – Страх потерял, мальчик?

– Вы тех людей видите? – поинтересовался блондин и кивнул в сторону отца, рядом с которым стояли люди в черных деловых костюмах. Марк счел необходимым на всякий случай взять с собой нескольких ребят из конторы. – Не дай бог у меня глаз задергается. Они могут это неправильно воспринять, и вам не поздоровится.

– Ты мне угрожаешь? – искренне удивился Виктор и расхохотался, схватившись за живот, как будто Арт удачно пошутил. – Вот дела…

– Не хочу, чтобы похороны вашей жены превратились в фарс.

– Я тебе сейчас рожу начищу, малец.

– Не нужно так говорить.

– Да насрать мне на твой писк. Засунь свой язык…

– Я бы на вашем месте замолчал, – прошипел Артур и подался вперед. – Может, в своих помоях вы – авторитет, брызжете слюной и что-то решаете. Но тут наша территория. Моя и моего отца. И мы вас одним пальцем уничтожим. Размажем, как муху по стеклу. Моему отцу стоит только знак подать, и вы исчезнете. Пуф! – Селиверстов щелкнул пальцами и улыбнулся. – И вас нет. Так что подавитесь своим дерьмом и валите на хрен, узнаю, что у Кости из-за вас проблемы, напишу сообщение. Одно, твою мать, и вы навсегда прекратите свое существование. Мы поняли друг друга?

– Ты что о себе возомнил? – просипел Виктор, прищурив черные глаза.

– Вы не представляете, кому сейчас собирались начистить рожу.

– И мне теперь кипятком ссаться?

– Да ради бога. Только в своем таборе и подальше отсюда.

Мужчина свирепо стиснул зубы, яростно глянул на Артура, а потом одернул поношенный пиджак и ушел в противоположном направлении, косясь на подчиненных старшего Селиверстова. Арт следил за ним взглядом. Иногда полезно вернуться к своей прошлой версии, хотя бы для того, чтобы опустить с небес на землю какого-нибудь ублюдка. И все же у парня остался неприятный осадок. Он уже давно не пользовался своим именем и даже сам успел подзабыть, каким авторитетом обладает его отец.

Ребята вернулись в общежитие. Марк настаивал, чтобы Артур с Костей хотя бы пару дней пожили у них, но Ромал отказался. Семья Селиверстовых и так помогла ему слишком во многом. Он больше не мог и не хотел обременять этих людей.

В сто второй комнате было душно. Даня открыл окно. Костя присел на край кровати, а Арт приземлился на стул, чувствуя, как ноют плечи. Он ослабил черный галстук, провел ладонью по лицу и покосился на Костю, но тот уже несколько дней отмалчивался, общаясь все больше взглядами и кивками. Артуру казалось, что вортако молчит, чтобы не закричать во все горло, и поэтому, скрепя сердце, мирился с гнетущей тишиной.

– Ты как? – поинтересовался он, сдвинув брови, и получил ожидаемый ответ.

Костя кивнул.

Волков нерешительно присел напротив Ромала, на кровать блондина, и прижал руки к коленям. Потом облизал губы. Он пытался найти подходящие слова, хотя они вряд ли существовали. Что сказать человеку, который потерял родную мать? Что говорили ему, когда он потерял отца? Волков судорожно соображал, какие слова затянут раны, заполнят пустоту, но ему не хотелось сотрясать воздух пустыми фразами. В конце концов он пришел к выводу, что важны не слова, а люди, которые их произносят.

Он пересел на кровать рядом с Костей и положил руку ему на плечо.

– Я толком не помню своего отца. – Ромал не пошевелился, глядя на свои сплетенные пальцы, а Даня продолжил: – Я прочитал все его работы, чтобы составить о нем хотя бы какое-то представление, поступил в этот университет, чтобы понять его, но я все равно плохо помню его лицо. Не помню, что он мне говорил. Кость, – Волков повернулся к другу, и тот нехотя перевел на него темный взгляд, – я не помню, любил ли он меня.

Ромал свел брови, от чего на лбу у него появилась глубокая складка, а Арт взмахнул рукой и отрезал:

– Любил, конечно.

– Мама тоже так говорит. И я ей верю. Но, – Даня пожал плечами, – я не помню. Как это было? Как он на меня смотрел? Он умер, и я знаю, что он меня любил, но я был мал. Я