После института началась работа в Ленинске: был горным мастером на шахте «Журинка-3», последовательно прошел все ступени на «Комсомольце» – вплоть до главного инженера и директора шахты. В конце меня назначили техническим директором объединения «Ленинскуголь», а затем на общем собрании выбрали гендиректором.

Предложение стать замом Тулеева я получил, будучи уже зрелым пятидесятичетырехлетним мужиком, доктором технических наук, дважды академиком.

В то время в Кузбассе закрылось порядка сорока шахт, а в Ленинске-Кузнецком, где руководил я, – ни одной. Наше объединение добывало энергетический уголь, это было его единственным недостатком. Отечественные металлургические заводы за кокс рассчитывались живыми деньгами. Пусть и не полностью, но пятьдесят процентов давали. Зарубежные компании могли и того больше дать. А за «энергетику» никто ничего не платил. Новосибирск, Омск, Томск, Хакасия разбирали наш уголь, а взамен в лучшем случае присылали мебель из ДСП, обувь, колбасу да прочую продукцию местных сельхозпредприятий. Случалось, в забастовочные годы вместо зарплаты мне приходилось выделять людям одного поросенка на четверых.

Приехав первый раз к Тулееву, я наотрез отказался быть его замом. Разные обоснования придумывал, почему не могу перебраться в Кемерово. На любые мои доводы Аман Гумирович отвечал фразой: «Все решим!»

Тем не менее я уехал, не дав согласия, и вскоре получил от Амана Гумировича телеграмму. Дескать, жду. Я сделал вид, что депеша адресована не мне, попросту постарался ее не заметить, но, когда вернулся из очередной командировки в Новосибирск, обнаружил в приемной второе послание от губернатора. Давил на меня Аман Гумирович мощно! После третьей телеграммы мужики мне сказали: «Петрович, ты с Тулеевым не шути – обидится, туго тебе будет жить». Что делать? Попал я в капкан.

Поехал в Кемерово, встретился с будущим начальником. «Аман Гумирович, если уж идти в вашу команду, назначайте первым заместителем, я весь Кузбасс знаю!» Тулеев ответил в том духе, что первый зам пока есть, поработай год, а там посмотрим.

Действительно, календарный год закончился, и в 2000-м Тулеев назначил меня вторым первым заместителем. Чтобы, значит, слово сдержать и никого зря не обижать. Коллега Сергей Берестнев отвечал за промышленность и экономику, а я – за уголь и энергетику. Еще через год Аман Гумирович сделал меня единственным первым замом. На долгие тринадцать лет я взял на себя промышленность, ЖКХ и строительство Кузбасса. Все эти годы отрасли успешно и слаженно работали в связке…

Тулеев был диктатором в хорошем смысле: хотел, чтобы все ему подчинялись, но ради благого дела. Будешь добрым и ласковым, тебя тут же сожрут.

Тулеев был в почете, народ его уважал. Я как мог помогал. Конечно, возникали трения: Аман Гумирович мог в чем-то не разобраться, накричать лишний раз или упрекнуть не по делу. Но он чувствовал, если перегнул палку, и умел сглаживать обиды. Вызовет, скажет: «Давай забудем, работаем дальше». По отношению ко мне всегда поступал порядочно. Тем не менее дважды я пытался уйти из-за несовпадения характеров. Подавал заявления об отставке. Окончательно ушел, когда взглянул на себя в экране телевизора и понял, что уже старый стал, с таким животом выходить на люди совестно.

Проблема в том, что очень уж много у нас праздников. Тулеев всегда проводил их торжественно, собирал людей, руки жал, грамоты вручал, медалями и почетными званиями награждал. Если выходишь к народу, должен быть боевым, подтянутым, а я уже покрылся морщинами. Когда губернатор уезжал в командировки, парады вместо него принимал я.

Девятого мая 2010-го взорвалась шахта «Распадская». Сразу стало понятно, что жертв много. Тулеев тут же отправился в Междуреченск, я вместо него стоял на трибуне в Кемерове и думал, что пора уже мне уходить. Тогда не получилось, а спустя три года произошло событие, подстегнувшее меня сделать решительный шаг.

В 2013-м День шахтера проходил в моем родном Ленинске-Кузнецком. Каждый август для проведения главного профессионального праздника Кузбасса выбирали один из городов Кемеровской области, которому в течение года оказывали мощную финансовую помощь, вкладывая средства в развитие инфраструктуры и социальной сферы. В Ленинске были запланированы строительство огромного оздоровительного комплекса и реконструкция площади для проведения торжеств.

А потом появилась возможность за счет «Газпромнефти» возвести в области еще и ледовый дворец. Его я тоже отдал родному городу. Гулять так гулять! Тулеев узнал и начал возражать: «Давай дворец построим в другом месте, Ленинску шибко много будет». Я не соглашался, приводил аргументы, что деньги уже начали осваивать. Действительно, понимая, что объект могут отнять, я работал быстро, и когда губернатор хватился, строители уже успели вырыть котлован и залить фундамент.

За несколько дней до праздника позвонил мэр города: «Валентин Петрович, на сессии принято решение назвать площадь торжеств вашим именем». Я стал отказываться. Площадям обычно присваивают имена умерших людей, а я-то живой! Пошел к Тулееву: «Аман Гумирович, как быть?» – «А что? Нормально! – сказал губернатор. – Пусть называют». «Тулеев не против», – передал мэру мнение старшего по званию.

Накануне празднования Тулеев отправился в Ленинск с проверкой. Он всегда так делал. Объехал весь город, там работали в авральном режиме, еще не везде убрали мусор, кое-где не до конца положили асфальт. Обычная история! Так бывает всегда. Перед приемом гостей в доме наводят лоск до последней секунды. Любая хозяйка подтвердит!

И Тулеев, конечно, это знал, но в тот раз, вернувшись в Кемерово, губернатор устроил мне разнос, никаких возражений слушать не захотел. У Амана Гумировича есть обидная для подчиненных манера выговаривать при посторонних. Мне шестьдесят семь, а он отчитывал жестко, как мальчишку, в присутствии молодых. Оставил бы одного и отодрал, я слова не сказал бы. Ведь ясно, что молодежь, видя такое поведение начальника, тоже начнет относиться ко мне с пренебрежением, без должного уважения. Откровенно говоря, я обиделся и уехал в Ленинск. Вместе с мэром мы все там прибрали, подкрасили.

А в День шахтера с утра я провел награждение ста пятидесяти восьми лучших горняков и уехал из города.

Тулеев же, наоборот, прибыл туда проводить праздник. Площадь моего имени открыли, а поздравлять некого. «Где Мазикин» – спрашивает. Нету Мазикина. А я тем временем поехал в Таштагол, где обрушился угол жилого дома, пострадали три квартиры, погибли женщина и ребенок.

В первый рабочий день после праздника Тулеев собрал замов, налил всем по рюмке, поблагодарил за хорошую подготовку и достойное проведение Дня шахтера. Я отозвал его в сторону и сказал, что есть разговор. Сели за стол, и я сказал: «Отпускай меня. Пора». – «Иди в отпуск, вернешься, решим».

Выйдя после каникул, я написал заявление по собственному желанию. В этот