Я зол. Очень зол за это предательство, за безрассудство! Люди… жители моего города будто одичали. И выместить гнев мне пока не на ком. Остается только хлюпать грязью и идти вперед. Время от времени я срываюсь на бег, когда дорога становится лучше, но стараюсь беречь силы. Видят небеса, они мне еще понадобятся.

Не оставляет мысль: что сейчас делает Грегори? А моя семья? Разобрались ли они со взрывом, ищут ли виноватых? Вряд ли возможны сомнения насчет того, кто причастен к покушению. И какая ирония: если бы Джейден убрался в подвале раньше, то взрывчатку туда бы не заложили, ну а забудь он это сделать, – мы все вместе взлетели бы на воздух. Лишний раз убеждаюсь: в жизни нельзя спешить. Все происходит в нужное время и, главное, в лучшее.

Кленовая роща совсем небольшая, и уже вскоре я вижу, как деревья редеют, а там и до холма рукой подать. Я перепроверяю патроны в карманах, проверяю предохранитель на мушкете, крепче сжимаю топор. Никогда до этого я не убивал людей, никогда не хотел расправы над кем-то так сильно.

Дождь усилился, это уже не просто легкая изморось. Холодно, целиться не удобно, да еще и скользко. Ни за что нельзя потерять топор, на него надежды больше, чем на Бога. Я делаю последний шаг. Мозаика из резных листов расступается, и я вижу то, что не являлось мне даже в кошмарах. Вижу все, о чем говорили на проповедях в церкви. Вижу истинное грехопадение человеческой души.

Я вижу золотую лихорадку.

Золото – не просто чудовище. Оно – созидатель миражей. Его блеск рисует в людском воображении беспечное будущее, которое так легко достичь. Создается обманчивое представление, что река, земля, пещеры усажены золотыми самородками и только руку протяни – получишь, сколько душе угодно. Но главный обман страшнее. Не может человеческая сущность быть сыта богатством, жадность – зверь с непомерным голодом. Больше, больше, еще больше.

И вот… посмотрите на меня. Я стою под дождем, грязный, с топором и мушкетом наперевес. Я защищаю свою землю, защищаю память о своем друге, пока жадные твари разоряют его могилу. Проклятье. В тот день гроза, что вымыла первые самородки, забрала с собой и разум всего Коттон-Тауна и обрекла нас на гибель.

Безумцы выкапывают труп Рея. Далекая молния, блеснув, поджигает силуэты мерзавцев ослепительно-белым светом. Их немного. Четверо. Патронов у меня достаточно, чтобы не жадничать свинцом.

Гнев отступил, и на его место пришло хладнокровное желание разорвать каждого на куски. Я, не выдавая, себя и не сводя с ублюдков взгляда, ровным шагом направляюсь к холму. Уже у подножия целюсь – решаю дать им шанс, раз мир так жестоко подбросил их под мою горячую руку. Я стреляю и нарочно промахиваюсь. Мушкет – оружие, которое дает время подумать, поэтому я начинаю его перезаряжать, молясь, чтобы порох не отсырел. Но когда я поднимаю голову…

– Какого?!

Ответный выстрел. Пуля взрывает землю, как голодный кабан – корни дуба. И, если я начал с предупреждения, то они целились на поражение, просто промахнулись. Думаю, они даже не узнали меня. Скорее всего, это первые, кто добрался до могилы, и они не собираются делить добычу с кем-то еще.

Становиться убийцей по глупости я не собираюсь, но и мертвецом тоже. Пока один из косоглазых перезаряжает мушкет своего деда, я вспениваю кровь в плече другого мерзавца. По долине катится истошный крик. Я понимаю, что, скорее всего, меня прикончат раньше, чем я успею перезарядиться, поэтому мушкет летит в траву. Вот момент, ради которого я хранил силы. Я взбирался на этот холм сотни раз и даже во власти бурбона и безумия не смог бы представить, что буду бежать с топором в руках. Земля под ногами хлюпает, дождь стал слабее, а значит, я – легкая добыча. Однако вместо выстрела гремит щелчок. Все. Конец вам всем. Порох промок.

– Убью.

Первым я бросаюсь на мужчину средних лет с мушкетом. Неизвестно, что еще они принесли с собой. Пуля в спину заберет последний шанс спасти долину.

Крича, я замахиваюсь топором, а, когда мужчина вскидывает мушкет, защищаясь, от меня следует подножка такой силы, что собственные кости трещат. Мужчина теряет равновесие. Я дважды бью его тупой частью топора – по плечу и левому боку, а потом толкаю ногой с холма. Умрет, так умрет. Мне терять нечего.

Удивительно, но он не успевает даже вскрикнуть. А когда я оборачиваюсь к остальным, то на мгновение цепенею. Они даже не собирались помогать ему! Не помогали своему товарищу! Все просто. Меньше людей, меньше дележки. Глупцы! В могиле Рея нет ничего, кроме моего сердца. Да жаль, оно не стоит и цента. Одно воспоминание о том, по какой причине я здесь, – и ярость вновь берет надо мной вверх. Я вижу, что они успели сделать.

Мы похоронили Рея достаточно глубоко, чтобы койоты или лисы не пытались его выкопать, обернули в ткань. Теперь она торчит из ямы, полной отчаяния. Даже дойдя до тела моего друга, они не потеряли надежду найти золото.

Ноги подкосились. Силы, и так подточенные, иссякают, но я сжимаю топор сильнее. Черная мокрая земля разбросана по холму, где еще недавно мы с Реем лежали и отдыхали после длинного дня. Здесь листья клена давали мне не только тень, но и спокойствие, которого я уже, видимо, никогда не почувствую вновь. Здесь и сейчас все то хорошее, чем полнилась моя жизнь, перестало существовать.

Ублюдки пытаются зажать меня в клещи. У одного лопата, у другого – мачете. Готовятся отбивать золото. Ничего. Сейчас будете отбивать свои жизни. Мачете со свистом проносится так близко к моему уху, что оно вспыхивает фантомным пламенем. Мне необходимо уложить этого парня: лопата – грозное оружие, но всего одно попадание мачете по телу, и я труп. Не найдя и куска золота, они скинут меня в яму к Рею и даже закапывать не будут.

Еще пара опасных взмахов мачете. Лопата ударяется в землю рядом с ногой. Гнев отступает, и я понимаю: дела мои плохи. Единственный шанс – застать их врасплох, поэтому, когда тот, что с мачете, вновь делает неудачный замах, я бросаю в него топор. То с какой легкостью он вонзается в его бедро, вероятно, дробя кость, пугает даже меня. Еще один