– Подонок…

Вот теперь Грегори страшно. По-настоящему страшно. Значит, и ему, и Франческо уготовили судьбу мертвецов, что бы они ни выбрали? Так переплелись нити в их полотне судьбы? Нет. Ни за что. Один из них должен спастись, и последнее возможное решение очевидно.

– Значит, моя семья – разрушение, я – разрушение, – шепчет Грегори.

Он с самого начала понимал: отец уже не выпустит его из этого дома. Будет держать и наблюдать, как сын-предатель мечется взглядом от револьвера к двери. Господи… здесь стоило бы проклясть судьбу, осыпающую лишь несчастьями…

Но это неправда. Грегори был счастлив, хоть и совсем немного.

В день, когда он, «паршивый» сын, вновь ушел из дома и повстречал Франческо. Хмурого парня, который любит свою землю больше всего на свете, доброго ранчеро, который познакомил его с самой чудной семьей на всем Диком Западе. Принял. Впустил в свой мир. И позволил остаться.

Страшно. Грегори правда очень страшно.

Почти так же, как когда он увидел, что делает Колтон. Однако, если в природе Ридов – уничтожать все на пути, малое, что Грегори может сделать – воспользоваться этим проклятием своей семьи.

– Да, я изгой, да, я не найду места в своей жизни, да, мой удел улица и дорога. – Слез нет, они высохли. Сердце колотится. Нужно найти силы перекричать его, его и тысячи голосов в голове. – Но знай, я ненавижу себя! Ненавижу всей своей потерянной душой, и есть что-то большее… это ненависть к вам всем! К этим рыжим волосам, веснушкам, серым глазам, вздернутым носам! К роду моему! Я жалею, что не просто родился, я жалею, что родился одним из Ридов. Мы, отец, – прокляты.

Замолчав и улыбнувшись, Грегори облизывает губы.

– Но здесь и сейчас я решу это проблему, здесь и сейчас я стану свободным, здесь и сейчас я спасу не только Дюранов, но и остальной мир. – Он выдыхает, прикрывая глаза. – А уж Бог вынесет каждому из нас свой приговор.

Грегори хватает лампу и запускает в стол отца. Искры, керосин, алкоголь и… порох. Четыре друга собрались, чтобы устроить апокалипсис. Наконец страх проступает на лицах отца и братьев, а Грегори не покидает мысль, что он безумен. Время замедлилось. Взгляд ловит каждый язык пламени, каждую искру от столкновения бутылок.

В окне маячит испуганное лицо Патриции. Грегори совсем забыл о ней. Что она думает о нем? Считает героем или трусом? А может, он глупец. Ребенок, не способный ни на что. Не важно. Вот теперь по-настоящему не важно.

Братья кидаются в стороны, но поздно: огонь почти добрался до ящиков с порохом. Грегори расставляет руки в стороны, чтобы, не дай боже, ни одна рыжая крыса не сбежала. Все это время он смотрит Патриции в глаза, а когда понимает, что время на исходе, шепчет одними губами:

– Беги…

* * *

Патриция успевает пробежать не так много, когда взрыв накрывает ее. Она падает на колени, прикрывая голову руками. Улицу озаряет пожар, пламя уже перекинулось на два соседних дома. Оно может сожрать весь город. Легкому дождю, что моросил все это время, не победить огонь. Горожане ищут золото, им не до того. Золото – Левиафан, как и предрекал Франческо, пожирает все на своем пути.

Патриция встает и подбегает к Алтею, но тут все же решает обернуться – и осознание пулей пронзает ее сердце. Посреди дороги лежит Грегори. Никого из его братьев нет. Минуту назад он ведь подорвал себя вместе со своей семьей.

Патриция бросает отвязывать лошадь и кидается к нему.

– Грегори…

– Что ты делаешь… – Подбежав, она понимает: он весь в крови, левая рука и нога сломаны, кисть раздроблена. – Пат… ци… что ты делаешь?

– Что? Что мне сделать, Грегори? – Слезы сами бегут из глаз. – Скажи, чем я могу…

– Поспеши к холму, я умоляю…

Он захлебывался кровью. Из бока торчит кусок древесины. Красное пятно расцветает на рубахе все ярче.

– Кх, Патриция, спаси брата…

– Но ты…

– Прошу. – Грегори говорит тихо, его слова было тяжело разобрать. – Меня поздно спасать, но Франческо… Прошу тебя. – Грегори смотрит ей в глаза, мучительно собираясь с силами. – Пусть… пусть бросает ранчо. Проси его на коленях… оно погубит вас всех. Золото… золото уже вынесло приговор вашей земле. Долину… Долину не спасти… прошу… Но все еще можно спаси Франческо.

– Грегори, это все я… – В очередной раз вина захлестывает ее петлей.

– Уже не важно. – Из его носа течет кровь. – Когда-то я сказал Франческо, что свобода – это выбрать, как ты уйдешь из жизни. Я выбрал и ни о чем не жалею. Я защитил то малое, чем одарила меня судьба. Я защитил вас. Моя семья заслужила, и я тоже. Здесь и сейчас последний из Ридов покинет этот свет… – Он прижимает уцелевшую руку к груди. – Но мое сердце теперь тоже принадлежит долине, принадлежит вам…

Он закрывает глаза и шепчет небесам:

– Скоро увидимся… мама.

Рука Грегори обмякает и падает на пыльную дорогу. Медь его волос потускнела, окрасилась в цвета крови и пепла, а на губах… на губах застыла улыбка. Патриция смотрит на него еще несколько долгих, тяжелых мгновений. Как же так?.. Почему молодой парень, взявший на себя ответственность за весь мир, умер посреди дороги, умер на руках девушки, чье сердце подвело ее? Умер героем. И может быть, хоть ненадолго отсрочил то, что неминуемо.

Патриция прижимает тело Грегори к себе, содрогаясь в рыданиях. Город горит, людей все нет. Они где-то в долине, творят безумие. Патриция дает себе пять минут. Пять скоротечных минут, чтобы попросить прощения перед Грегори, чье счастливое лицо будет сниться ей до конца жизни. А потом она должна вернуться домой и спасти хоть кого-то.

Патриция встает и идет к Алтею. Он недоумевает, отчего его рыжий верный друг лежит так неподвижно.

– Они были не правы… Грегори. У тебя был дом. С той самой первой встречи.

Она вспоминает последние слова Грегори и опускает руку себе на живот.

Глава 15

– Чтобы тебя койоты разодрали, кляча!

Поверить не могу! До холма, где захоронен Рей, полчаса галопом, а лошадь Патриции встала на полпути – едва мы добрались до кленовой рощи. Я пытался ее подгонять, но, кажется, у нее в роду значатся ослы. И теперь я иду в кромешной тьме с топором наперевес, проклиная упертую скотину.

Но через пять минут я понимаю: мне скорее повезло. То