Шрифт:
Закладка:
– У него токсин… там колосья… – хватило мне сил прошептать о самом главном.
– Заберите рюкзак, – велел Максим, – герметично упакуйте! Никому не приближаться к контейнеру. Смирнова в медицинский бокс и свяжите его… как-нибудь мягко.
Я почувствовала, что взлетаю. Голова свесилась вниз. Прилила кровь, перед глазами запрыгали черные мушки горелого снега, который падал на нас с Максимом в прошлом ноябре.
На вершине стены стояла Алла: руки в карманах, пшеничные волосы с красной окантовкой развевались в такт вспыхнувшему в небе северному сиянию бордовых вспышек.
– Прости меня… – шептала я, глядя на нее, – пожалуйста, прости меня…
– Все хорошо, – отозвался Максим.
Алла махнула рукой и послала мне воздушный поцелуй. Теперь я видела только ее глаза, растворяющиеся в солнечных вспышках солнечного ветра, куда улетела та самая Алла из прошлого.
«Все хорошо, моя Кирочка», – звучал в голове ее голос.
Глава 20
Карта к спасению
– Мест нет. В сотый раз повторяю, молодой человек! Сезон! Ни одного нумера не найдете. Тут всего одна гостиница на весь Оймякон.
– Эту гостиницу строил мой отец.
– Ха! Я такое по три раза в сутки слышу! Скажите еще, вас Максим Воронцов зовут! Нумеров нет!
Я лежала на заднем сиденье машины, слушая восьмой по счету разговор с отказом в гостиничной брони.
– Максим Сергеевич, – постучал в окно человек с рацией. Как я поняла, он возглавлял поисковый отряд, отправившийся в лабиринт, – Смирнова эвакуировали вертолетом.
– Готовь второй.
– Не можем, Максим Сергеевич. Снежная буря. В Якутск вылеты отменены. Ребята поставили палатки. Вам бы укрыться. Машину к утру занесет выше антенны.
– Июнь на дворе, какая буря?
– С погодой что-то, – озирался он, – аномалия.
– Сколько возле лабиринта человек?
– Около пятисот.
Максим барабанил пальцами по рулю. Мизинец красной перчатки на левой руке был срезан и зашит, ведь пальца там не было.
– Пройдитесь по лагерю. Предупредите о буране. Детей, женщин разместите в наших палатках. Мы доставили сюда горы поискового и спасательного оборудования на трех вертолетах. Чтобы никто мне тут не обморозился к утру.
– Будет сделано, – прикоснулся его человек рацией к виску, – есть еще вариант. В паре сотен километров железная дорога. Поезд до Якутска, товарняк с пассажирским вагоном раз в сутки уходит.
Максим завел мотор:
– Тогда мы к железке.
Перед тем как тронуться, он вышел из салона и ударом ноги сбил зеркала заднего вида, выдернул салонное, и только после этого машина поехала.
Я лежала на спине, будто плывя по течению алой небесной реки среди полярных сияний. Она озаряла дорогу красной тропой, что появилась в лабиринте от огня свечи. Максим иногда оборачивался через плечо, и я надеялась, он просто проверяет, жива ли я, а не мое намерение сделать неживым его.
Не знаю, сколько мы плыли по пылающему солнечному ветру, но к рассвету добрались до железной дороги.
Поезд – это было громко сказано. Головной вагон, несколько технических составов и один пассажирский – совершенно пустой.
Внутри было холодно.
Кажется, в его машине я смогла уснуть и к утру была способна идти сама. Максим положил рюкзаки на верхние сетчатые полки, и мы сели на окоченевшие деревянные лавки друг напротив друга, продолжая молчать.
Как только поезд дернулся пару раз и засвистел по рельсам, за окнами забегали струны-провода, смешиваясь с полярными кроваво-красными сияниями. В щели сквозняком ударил циклонный ветер – предвестник бури. Я чувствовала, как тонкую пленку моих слез заволакивает ледяная корочка.
Максим пересел, оказавшись теперь возле меня. Его красная перчатка коснулась щеки с заледеневшей слезой. Та самая перчатка с крепко застроченным теперь уже ненужным отверстием для мизинца.
– Максим… – опустила я глаза к его ладони.
– Забей, Кирыч. Не самый нужный палец для мужчины. Ты только оставь уж мою выпирающую часть тела, которая в единственном экземпляре, лады?
– Голову? – улыбнулась я, но слезы хлынули сильнее.
«Не самый нужный палец для мужчины» – такие слова голосом Аллы я слышала у себя в голове незадолго до нападения на него.
Опустив неотрубленную, но давно потерянную голову, Максим коснулся своим теплым лбом моего ледяного.
– Я могу убить тебя, Максим. В любой момент, понимаешь?
– Это будет честно. Потому что я не смогу жить без тебя.
– Не хочу видеть твоего призрака в лабиринте из песка где-нибудь в пустыне, когда ты оставишь свое завещание отцу…Ты должен жить, а я должна понять, что со мной.
– Это отрава. Все из-за нее.
– Нет. Это мой геном. Дар и проклятие… Я видела Аллу в лабиринте. Она помогла мне спастись… и она знает правду про Миру с Ирой.
– Ты никогда их не отпустишь?
– Сестер?
– Мертвых. Возле тебя еще много живых. Ты бы заметила…
– …если бы перестала смотреть в зеркала?
– И в прошлое, Кирыч, которое в них отражается.
– Но в них отражаюсь и я, Максим. Мое прошлое. И я не позволю тебе стать его частью – превратиться в воспоминание и призрак!
Пришла очередь обледенеть Максиму. Наверное, от меня подцепил.
– Ты так поэтично меня отшиваешь сейчас? Типа пошел лесом на все свои выпирающие части тела?
– Ради тебя, Максим! Вчера я напала на Камиля с «розочкой»! И «розочка» – не цветок, а битая бутылка! Я не могу… я не знаю, смогу ли даже стать следователем?! Журавлева с тяпкой – вот что я вижу в своем будущем!
– Ты каждый раз уходишь, Кира. И я не знаю, от кого ты бежишь.
– Это пока тебе нравится быть таким, Макс. Заботиться, оберегать, понимать, прощать, терпеть меня. А потом… я приготовлю тебе на ужин радиоактивных кроликов, сварю суп из канарейки и попрошу подарить мне букет герани!
– Думаешь, меня пугает твоя шиза? Забыла, что я жил бок о бок с Аллой двадцать лет! Кирыч, – положил он руку мне на плечо, – только мне решать, быть с тобой или нет. С любой тобой. С каждой тобой каждый день. Снова и снова. И… – помедлил он, но все-таки произнес: – Тебе решать тоже, быть со мной или нет.
– Нельзя… Со мной никому нельзя быть! Ты должен понять и уйти!
– Куда мне идти без тебя?! К Алле?!
– Куда хочешь, – пыталась я не разрыдаться, пыталась не смотреть на него, понимая, что вижу… нет, я не могла принять тот ответ, что крутился у меня в голове, звучащий голосом Аллы.
– Отвали! – толкнула я свою смеющуюся «Аллу», которую видела только я.
– Кира…
– И ты, отвали, Максим… Просто уйди! Себя спасай, а не меня!
– Тогда скажи это. Скажи, что не любишь. Скажи, и я
