Шрифт:
Закладка:
Мистер Мирт побледнел.
В этот миг он не сомневался, что Фенелла говорит искренне.
Джеймс стиснул зубы.
Этельстан еще сильнее вцепился в его руку, впрочем, сомневаясь, что его сил вообще хватит на то, чтобы удержать яростного Джеймса, – но он надеялся попытаться.
– Если бы мы погибли на Дорогах Короля – что бы ты делала тогда? – нахмурился мистер Мирт.
– Я была уверена, что вам пути откроются, – пожала плечами Фенелла. – Ты ведь не думаешь, что это я все устроила? Благодарите вашего короля Чарльза! Король Альберих настолько оскорбился тем, что он творил, что разрушил все, что связывало мир смертных и Холмы. Дороги почти полностью уничтожены – но три брата, три королевских сына, во все времена были сочетанием легендарным.
– Во всех сказках победу одерживал младший сын, – хмыкнул Джеймс. – Ты могла крупно просчитаться!
– Могла. Но вы не стали разбирать метлу по прутику. Я успела понаблюдать за вами и убедиться, что вы не похожи на обычных смертных. Впрочем, вы и не смертные. А вашу девчонку я убрала с дороги, чтобы она не помешала моему замыслу.
– Где мисс Амелия?! – крикнул мистер Мирт, разом растеряв всю вежливость. – Что ты сделала с ней?
Фенелла снова рассмеялась, опираясь на меч, острие которого вонзила в землю.
– Ничего страшного! Поблуждает по лесу да потом выйдет обратно к Двору. Я не желаю ей вреда – она милая… для смертной. Совершенно обычная, впрочем, это то, перед чем фаэ не могли устоять никогда – перед хрупкостью человеческой жизни. Прекрасно понимаю тебя, Габриэль!
– Бьюсь об заклад, именно поэтому ты и очаровала милого Уотерса? – со злым весельем в голосе спросил Джеймс.
Фенелла взглянула на него и ответила с сарказмом, который не услышал бы и глухой:
– О да, конечно. Именно поэтому.
Но мистер Уотерс и был в этот момент глухим, слепым, немым, зачарованным ее магией и красотой, потому он припал губами к ее руке, и она позволила ему это, а потом подняла его лицо за подбородок и поцеловала в губы.
Джеймс, пользуясь тем, что Фенелла ненадолго отвлеклась от них, стряхнул с себя руку Этельстана и начал медленно обходить парочку по дуге, приближаясь к трону.
Габриэль, уловив его движение за спиной, замер.
– Итак, – продолжила Фенелла, снова подняв на него взгляд. – Что бы я сделала, если бы вы пали на Дорогах Короля? Признаюсь, мне было бы сложнее добраться сюда. Ведь мы следовали за вами. Это вы открыли нам дорогу в это место, многие столетия оно было запечатано.
– Кстати, а почему? – вдруг спросил Этельстан. Его сердце бешено колотилось, но при этом голос был спокойным и ровным – сказывалась многолетняя выдержка виночерпия при королевском дворе. – Столько лет Британия была без короля. Почему?
– Ты еще не понял, кому служишь, мальчик? – Фенелла смотрела на него с жалостью – с той, с которой порой смотрят на убитое насекомое или на мальчика – чистильщика обуви, мерзнущего в январе на углу Ризен-стрит. – Король Альберих ревнив и завистлив, и, пока он восседает на золотом троне, никому не придет в голову усомниться в его силе и власти. Точно так же, как ваш человеческий король Чарльз – он хватался за власть с жадностью, которая в результате всего встала ему поперек горла. И вот мы здесь, в иссушенном мире, лишенном магии, с потухшими лей-линиями и тяжелой ношей разорванной судьбы…
– Зачем тебе трон, Фенелла? – спросил мистер Мирт. – Только потому, что в тебе течет кровь Мелизанды?
– Затем, что я королева по праву, – с достоинством кивнула фаэ. – И затем, что я знаю, как распорядиться великой властью. У меня были столетия, чтобы все обдумать. И ваши жалкие представления об истинности королевской власти не смогут меня остановить!
Все произошло слишком быстро.
Габриэль обманулся – неспешным ручейком беседы, ласковым спокойствием в голосе Фенеллы, и упустил момент, когда она сорвалась с места и в три шага оказалась на другом конце пустоши, перед троном.
Вместе с Джеймсом.
Вместе с безумным, бесстрашным, упрямым Джеймсом.
Они сошлись – две столь разные стихии, огонь и вода, они смотрели друг на друга с одинаковой яростью. Габриэль застонал – она использовала его, заговорила ему зубы, чтобы Джеймс оказался вдали от них, стал уязвим!
От трона их обоих отделяло теперь несколько шагов.
Подул ветер, поднимая сухие листья и ветви заблудшего перекати-поля. Широкие рукава платья Фенеллы и туники Джеймса колыхались в такт их длинным волосам.
Они были очень похожи сейчас – каждый со своей правдой, своей болью и своей мечтой.
Каждому оставалось сделать всего несколько шагов – и занять трон.
Вот только должна была пролиться кровь.
Обязательно должна была пролиться чья-то кровь…
Мистер Мирт побежал.
Он сорвался с места сразу на пределе возможностей, человеческих ли, фаэсских, его грудь обожгло сухим воздухом, он бежал с одной лишь мыслью – успеть.
Джеймс и Фенелла одновременно сделали шаг к трону, и Джеймс успел ухватиться рукой за каменный подлокотник, но Фенелла вцепилась в его плечо и оттолкнула назад – ему потребовалось сделать несколько шагов спиной вперед, чтобы удержать равновесие.
Казалось, вот он, шанс, – Фенелла могла одним прыжком оказаться на троне.
Вместо этого она развернулась лицом к Джеймсу.
Подняла меч.
Время замедлилось.
Меч, такой же древний, как трон, само это место и память столетий, вошел в грудь рванувшегося ему навстречу Джеймса.
Габриэль опоздал лишь на мгновение – которого хватило, чтобы Джеймс осознал случившееся. Он упал вперед, вцепившись в плечи Габриэля, резко, с всхлипами, хватая ртом воздух.
Зеленый бархат на груди стремительно темнел.
Этельстан бежал к ним, что-то крича, раздался еще чей-то крик, но Габриэлю было не до того. Он положил руку на меч, намереваясь выдернуть его из груди Джеймса, но тут же понял, что это только усугубит положение.
– Бесполезно, глупцы! – закричала, торжествуя, Фенелла. – Это меч Мадара! Королевская кровь прольется! Я стану Королевой Былого и Грядущего! Британия будет моей!
Что-то смело ее с подножия трона и распластало на земле. Этельстан, бледный от ярости, прижимал Фенеллу к земле.
– Ты ответишь за это… убийца! – прокричал он сквозь застилающие глаза слезы.
Его крик словно отомкнул что-то в доселе замершем вдалеке мистере Уотерсе. Возможно, сработало то, что «убийца» было словом из его обычной жизни – будучи репортером главной газеты Лунденбурха, он то и дело писал его в своих статьях и репортажах. Слово это он считал скучным и бытовым, и каждый раз