href="ch2.xhtml#id60" class="a">78 из дешевой шелковой ткани яркого цвета. Для такого солнечного дня, как сегодня, одежда была, пожалуй, слишком теплой, зато ребенок был в полной безопасности. Нельзя было разобрать, кто это: еще совсем крохотный младенец или ребенок постарше, мальчик или девочка. Личико у него было красное, и спал он безмятежным сладким сном.

— Сколько ему?—ласково спросила Сэцу, заглядывая за бархатный воротник нэннэко.

Последнее время она не могла удержаться, чтобы не улыбнуться каждом младенцу, которого видела рядом с собой в электричке или трамвае. Вот и сейчас благодаря случайной попутчице она могла полюбоваться ребенком. Женщина ответила, что младенцу нет еще и трех месяцев. У ее матери больные ноги, и она почти не поднимается с постели, а ей очень хочется повидать внука. Вот и приходится время от времени привозить его сюда в деревню. Сама же она с мужем живет у его родителей в Асакуса79, на улице Тадзимамати, где у них мелочная лавочка. Вчера она привезла к своим родителям ребенка, переночевала у них и теперь возвращается домой.

Женщина выглядела совсем молоденькой, на вид ей было не больше двадцати лет, и держалась она со свойственной этому возрасту скромностью и девичьей застенчивостью. Но она уже была матерью, и в ее разговоре с Сэцу невольно проскальзывало превосходство старшей. Узнав, что Сэцу ожидает первого ребенка, она сказала:

— Родить, конечно, нелегко, это вы скоро испытаете. Но самое трудное начинается потом. Сколько все-таки мороки с ребенком!

Она жаловалась, что за все эти три месяца ни разу не выспалась как следует, но ее круглое лицо с ямочками на упругих щеках расплывалось в счастливой и даже горделивой улыбке.

— Да, это, должно быть, ужасно,— сочувственно согласилась Сэцу, которой в скором времени предстояло все испытать самой. Кроме бесценной ноши за спиной, молодая мать несла в одной руке туго набитую хозяйственную сумку, из которой торчали пеленки, в другой — довольно увесистый узел.

Остановившись у обочины дороги и положив на траву вещи, женщина, закинув назад руки, стала укачивать заплакавшего младенца. Сэцу уже несколько раз пыталась взять у нее узел, тот, что потяжелее. Но молодая мать отклоняла ее помощь, уверяя, что для беременной женщины он слишком тяжел. Однако сейчас без всяких разговоров Сэцу взяла узел своей попутчицы, и та, не скрывая радости, принялась ее благодарить. Она сказала, что в этом узле сладкие рисовые пирожки, которые ей напекли дома и заставили взять с собой.

— Ведь говорила же я — не надо мне так много, а вот видите, сколько надавали,— с простодушной откровенностью жаловалась молодая женщина.— Как придем на станцию, я с вами обязательно поделюсь,— улыбаясь, сказала она.

— Что вы, ну зачем это?—смущенно отказывалась Сэцу. Румянец вспыхнул на ее лице и, как всегда, когда она краснела, стали заметны коричневатые веснушки. Покраснела она оттого, что сразу вспомнила Кидзу, который и выпить любил и сладкого не чурался.

Показалась станция. Параллельно полотну дороги струился широкий мутный ручей. Это был водоспуск — часть системы водоснабжения, существовавшей еще в старом Эдо. Начиная отсюда и дальше вдоль всего канала по обоим его берегам шпалерами тянулись уже зацветавшие вишни-сакура. Место это считается одной из достопримечательностей города. Беседуя, как старые приятельницы, Сэцу и ее спутница подошли к станции и со вздохом облегчения опустились на первую попавшуюся скамейку. Обе так устали, что не могли добрести до билетной кассы.

— Слава богу, наконец-то,— проговорила молодая мать.

Она решила переменить пеленки и покормить уже начавшего попискивать младенца. А маленький кулачок, стучавшийся в сердце Сэцу, требовал, чтобы она дала отдых своим отяжелевшим ногам.

До прибытия электрички оставалось несколько минут, уже слышался гул приближающегося поезда. Молодая мать поспешно привязала младенца к спине, запахнула нэннэко и, взяв сумку с пеленками, поднялась со скамьи. У Сэцу в одной руке по-прежнему был узелок с пирожками, а в другой сверток. Пока они сидели на скамейке,

попутчица, несмотря на протесты Сэцу, все-таки сунула ей несколько пирожков.

Платформа, с которой отправлялся их поезд, была на противоположной стороне. Когда они, поднявшись по лестнице, переходили мост, к станции с шумом и грохотом, напоминавшим горный обвал, подошел электропоезд из Токио. Из вагонов повалили пассажиры, приехавшие за город полюбоваться цветением вишни. Навстречу Сэцу и ее спутнице по лестнице быстро, чуть ли не бегом поднималась большая группа мужчин. Это была, по-видимому, какая-то корпорация, решившая устроить пикник. Все были в приподнятом настроении, это чувствовалось по раскрасневшимся лицам и веселому, оживленному разговору. Не у всех на шее были стандартные полотенчики корпорации, но зато почти у каждого была бутыль «Масамунэ» 80, которую одни просто держали в руке, а другие повесили через плечо.

Пассажиров, спускавшихся по лестнице на посадку,, было не так уж много, но поднимавшаяся им навстречу тол-па, озорничая и гогоча, напирала все сильнее. Началась веселая толкотня, а затем и давка. Сэцу шла позади своей спутницы и, стараясь не попасть в толчею, прижималась к перилам, «Осторожнее на лестницах!» — сказал ей сегодня Кидзу, когда они утром расставались на станции. Ну что за люди! Просто хулиганы какие-то! Держа в левой руке сверток с пирожками, правой она поддерживала сзади и заслоняла собою малютку, сидевшего в нэннэко. Они спустились уже до половины лестницы, когда на молодую мать, будто нечаянно, налетел какой-то пьянчуга в пиджаке мышиного цвета; на груди у него болталась на ремешке через шею бутыль, он подвесил ее так, видимо, затем, чтобы к ней можно было прикладываться на ходу.

— Осторожно!—испуганно закричала Сэцу, пытаясь поддержать свою спутницу, пошатнувшуюся от сильного толчка. Но в это мгновение сама оступилась и упала.

Мужчины уже поднялись наверх, и лестница до самой бетонной платформы (до которой еще оставалось более двух метров) была свободна. Сэцу покатилась вниз.

На рассвете она родила мертвого ребенка.

Глава девятая. Мунэмити Эдзима

Распорядок дня Мунэмити Эдзима, удалившегося на покой в свою сомэйскую усадьбу, был таким же определенным и точным, как движение небесных тел. И как планеты неизменно вращаются вокруг Солнца, центрального светила, так и он вращался вокруг главного светоча своей жизни — театра Но.

В любое время года он поднимался с постели ровно в половине седьмого утра. Однако до семи часов он никому в доме не показывался на глаза. На эти полчаса он затворялся в ванной. Умывался он даже в самые сильные холода ледяной водой. Покончив с утренним туалетом, садился