— Здравствуйте, простите, что давно вас не навещал! — вежливо сказал граф и, увидев стоявшего в стороне домоправителя Хирано, приветливо улыбнулся ему:— О! И вы здесь, Хирано? Как здоровье, старина? — Затем он снова заговорил с Томи:—Со мною собиралась поехать Таэко, но, к сожалению, у нее вдруг разыгрался ревматизм. Видно, из-за погоды. Она просила передать вам свой самый искренний и сердечный привет...

Продолжая дружески беседовать с Томи, Хидэмити направился в комнаты. Заслышав его громкий голос и шаги, Мунэмити, переходя из кабинета в гостиную, где он собирался принять брата, как всегда, подумал: «Шумливый господин!»

— Опять началось! Ужас, что творится! — поздоровавшись с братом, воскликнул Хидэмити, садясь на подушку в узорчатом шелковом чехле перед низким квадратным столиком; по другую сторону стола сел брат. Аккуратно подтянув полосатые брюки, Хидэмити принялся рассказывать о мятеже:

— Как я уже сообщил по телефону, убит премьер-министр. Говорили, что министр финансов Такахаси тяжело ранен, но на самом деле $н убит. Убит министр хранитель печати Сайто, а также Ватанабэ, главный инспектор военного обучения.

— Все видные люди! — отозвался Мунэмити.

-— Есть основания полагать, что и двор в опасности 88, Неизвестна также судьба графа Макино. Он был на курорте в Югавара и бесследно исчез. В общем пока еще толком ничего не ясно. Несомненно лишь одно: кабинет министров будет сменен и...

Последнюю фразу граф произнес тоном профессионального политика. Ведь в течение десяти лет, когда то и дело менялась политическая обстановка, а следовательно, сменялись кабинеты, графу Хидэмити Эдзима принадлежала не последняя роль в их формировании, недаром его прозвали «Cabinet-такег» 89, чем он втайне весьма гордился.

Мунэмити перебил брата.

— Ну хорошо. Я уж не говорю о властях, но неужели в ваших кругах так ничего и не было известно об этом мятеже?

— Увы! Мы ничего не знали!.. Можете назвать это невероятной беспечностью, но, к сожалению, это так и есть. Дело в том, что в среде молодых офицеров имеются различные политические группировки. Все они объявляют себя сторонниками реформ, но у каждой фракции своя программа, и держат они их в секрете, как военную тайну. Проникнуть в их замыслы кому бы то ни было извне просто невозможно.

Хидэмити, конечно, вилял.

Одновременно с маньчжурскими событиями 1931 года было несколько тщательно скрываемых от общественного мнения страны выступлений военщины: так называемый «мартовский инцидент» и «октябрьский инцидент», известный под названием «революции императорского штандарта», затем майские события 1932 года и, наконец, мятеж молодых офицеров, вспыхнувший в 1934 году90, сущность которого власти тоже пытались держать в тайне, но всё эти военные заговоры означали, что Япония постепенно вступает на путь фашизации. Наряду с этим развивалось левое движение, охватившее и известную часть интеллигенции и, конечно, молодежь, представители которой выведены на страницах нашего повествования. Но с этими бунтарскими элементами быстро расправились. Их сумели скрутить в бараний рог и обезвредить. Они оказались за бортом, а политическая жизнь Японии постепенно входила в фарватер оголтелой реакции.

Хидэмити прекрасно представлял себе этот процесс. Он был очень хорошо обо всем осведомлен не только потому, что близко стоял к правительственным кругам, но и потому, что сам играл немалую роль во всех событиях. Ему было хорошо известно, что происходит в среде военщины. Он знал, что в том антиправительственном движении, ядро которого составляли военные, шла борьба за влияние, были противоречия в принципиальных установках и разногласия относительно методов борьбы. Кроме того, часть участников этого движения после нескольких провалов военщины вынуждена была перейти от открытых, прямых действий к тактике лавирования. Знал он также, что в конечном счете в армии образовались две основные враждебные друг другу группировки. Результатом этой внутренней борьбы было, в частности, убийство начальника управления военного министерства, который был заколот кинжалом весной прошлого года. Хидэмити знал многое...

Эти две группировки, несмотря на борьбу между ними, в основном сходились на том, что образование Маньчжоуго, являющегося базой японской континентальной политики, и эксплуатация его ресурсов должны быть неразрывно связаны с коренными реформами в области внутренней политики Японии.

Расхождения между этими группировками сводились к следующему. Одни считали, что нужно, действуя вооруженным путем, немедленно разогнать политические партии, устранить издавна связанную с ними финансовую клику и установить в стране новый политический режим во главе с императором. Другие занимали более умеренную позицию. Они считали, что незачем лезть на рожон, лучше брать деньги у капиталистов и использовать в своих интересах влияние политических партий. Начальник управления военного министерства принадлежал ко второй группировке. Он был вхож к Хидэмити и поддерживал с ним довольно близкие отношения. Граф знал, что это убийство было карой со стороны экстремистской группировки, считавшей свою жертву изменником.

Но, уверяя брата, что ему неизвестны подлинные замыслы заговорщиков — участников последнего заговора, Хидэмити не совсем лицемерил. Огонь только что вспыхнул, он еще не знал, кто на сей раз выступает в роли поджигателей, и, разумеется, не мог предугадать, до каких пределов они намерены дать разгореться пожару. Именно сейчас ему нужно было бы попасть туда, куда он так спешил в надежде кое-что разузнать и докопаться до истины. А вместо этого он вынужден торчать здесь у брата и, рискуя упустить драгоценное время, вести пустопорожний разговор. Естественно, что у него не было  ни малейшего желания пускаться в подробное описание междоусобицы, существовавшей в среде военных. Он ограничился лишь несколькими общими фразами в духе тех истолкований, которые он уже привык давать мятежам военщины, вспыхивавшим один за другим за последние годы.

Но говорить — это еще куда ни шло. А вдруг почтенный братец, верный своей привычке вести переписку при важной беседе, вытащит карандаш и бумагу и скажет:

— Бойся посторонних ушей. Пиши!

Тогда беседа может затянуться надолго, и Хидэмити с отчаянием думал об этом.

Но что-то говорить все-таки нужно было, и он сделал еще несколько общих замечаний. По мере обострения обстановки в Северном Китае, по-видимому, обостряются противоречия и в военных кругах, и сегодняшнюю вспышку он расценивает как проявление этих усилившихся противоречий.

— Во всяком случае,— заявил он,— как только я получу подробные сведения, я тут же вам сообщу их и буду все время держать вас в курсе дела. Однако я не думаю, чтобы эта кутерьма могла кончиться чем-нибудь серьезным. Для таких опасений пока нет основания.

— Мм... Хорошо,— сквозь зубы процедил Мунэмити и, сверкнув глазами, покосился на окно в черной лакированной раме.— Какая бы из группировок