Шрифт:
Закладка:
– Нож, – будто подсказал Легба, – не забудь нож!
Егор выглянул в коридор. Мама не спала.
Куда девать зомби, когда тот оживет? Пусть прячется в подвале. До поры до времени. Приказать, и он исполнит все что угодно… От Легбы шел жар, которого хватило бы не на одного – на сотню зомби…
…И вот уже по всему городу днем и ночью курсируют, неуклюже переваливаясь, лихие, мертвенно-бледные ребята. Зомби, одетые в обноски – в грязные рваные рубахи и замызганные пуховики, в стоптанные резиновые сапоги и разваливающиеся кроссовки… Неподвижно свисают когтистые лапы, готовые схватить всякого, кто обижает беззащитных. Тусклые глаза рыщут по сторонам, выискивая несправедливость. Зомби-полицейские. Зомби-копы. Защита всех обиженных. От них не скроешься. Их не уболтаешь.
Егор поежился. Сладко ли жить в городе, где царит мертвая справедливость? Но лучше такая, чем никакой…
Он опять отправился на разведку. Все! Мама ушла к себе. Егор подождал с полчаса, потом вытряхнул из рюкзака учебники, достал из ящика стола китайский складной нож с резиновой рукоятью и остро отточенным лезвием, взял фонарик и потихоньку прокрался на кухню. Лумумба спал на подоконнике. Егор взял его за шкирку сонного. Кот разнеженно потянулся. Егор опустил Лумумбу в рюкзак и мгновенно задернул молнию. Кот забился, затрепыхался, но было поздно. Вскоре он затих.
Егор тихо выбрался из дома и пошел вниз по лестнице, сжимая в руке истукана. Ему было очень страшно, но впервые в жизни он гордился темной кожей. Он, дагомейский маг и воин, шел биться за свободу и достоинство.
У входа в подвал он остановился. Захотелось убежать, забиться в постель… Но дорога назад – через Плешку, от которой не спрячешься под подушкой. Держи подарок, Черныш. Халява…
Он зажег фонарь и шагнул внутрь. Кажется, это в правом углу. Егор осторожно двинулся в путь, шаря лучом вокруг. Полиэтиленовый пакет с полусгнившими объедками. Дохлая крыса. Выпотрошенный радиоприемник. Егор обогнул полуразрушенную кирпичную перегородку, которая торчала в темном пространстве, как гнилой осколок в беззубой челюсти, ничего не перегораживая. За ней – перекореженный остов древней железной койки. Кучка засохшего кала с разбросанными вокруг смятыми книжными страницами.
– Лумумба, ты чего притих? – прошептал Егор дрожащим голосом. – Испугался? Мне не страшно. И ты не бойся.
Автомобильный аккумулятор. Битые бутылки. Розовый пластиковый пупс без рук и головы. Пухлые бухгалтерские книги с высыпавшимися листами. Стоптанный ботинок. Обломок бейсбольной биты…
Мертвеца нигде не было видно. Егор решил дойти до любой стенки подвала, а та рано или поздно выведет к отсеку, около которого лежит покойник. Он долго пробирался по валяющейся на полу дряни, но стены все не было. Егор повернул назад. Он вдруг испугался, что не сможет найти выход из подвала. Он шел, как ему казалось, в том же направлении, откуда пришел. Разрушенная кирпичная ширма и кровать будто исчезли. Егор почувствовал облегчение. Он словно бы получил безмолвное разрешение искать выход из подвала, а не…
И тут он увидел лежащего бродягу.
У Егора ослабли ноги. Он долго стоял, шаря лучом и прислушиваясь. Теперь его до смерти пугал не сам труп, а то, что могло притаиться в пустом отсеке.
Нет, я не смогу даже подойти к нему, не то что прикоснуться…
Замедленно, как во сне, он шагнул назад, но тут в памяти вспыхнула насмешливая рожа Кока-Коли:
…чушпан позорный, что, кишка тонка?
Егора как током ударило. Ему почудилось, будто по всему телу побежали мурашки и дыбом поднялись волоски, а из теплого воздуха, пропитанного запахом прелой бумаги, дихлофоса и фекалий, в него струится незримая сила. Только сейчас он осознал, что судорожно сжимает в левом кулаке истукана. Он не испытывал ничего, кроме холодной решимости. Словно перегорели все предохранители или запала кнопка, превратившая Егора в действующий автомат. Он шагнул к мертвецу.
Рядом валялось ржавое дырявое ведро.
Егор опрокинул ведро вверх дном (истукана пришлось на время положить в карман) и пристроил на него фонарик, чтобы свет падал на труп. В голове у него было пусто и гулко, и он боялся, что забудет или перепутает что-нибудь.
– Нож? – проговорил он вслух. – Есть. Черное животное? Есть. Что еще?.. Что еще?.. Бутылка! И затычка.
Он взял фонарь и огляделся. Совсем рядом с ним из-под мусора выглядывало горлышко пластиковой бутылки с красной этикеткой. Егор выдернул ее и поставил рядом с мертвецом, а потом пристроил фонарь на место. Из прорехи на куртке бродяги торчала серая вата. Егор дернул, но синтетика оказалась прочной. Егор достал нож, отрезал большой клочок и положил на ведро, а рядом – Легбу и раскрытый нож.
Он нагнулся и, чтобы перевернуть на труп на спину, потянул бродягу за засаленный рукав. Он понимал, что обманывает себя, избегая притрагиваться к мертвецу. Скоро ему придется не просто прикоснуться к нему, но…
Егор сделал над собой последнее усилие, и за ним словно захлопнулись какие-то створки. Теперь он мог без страха и брезгливости сделать что угодно.
Он взялся обеими руками за плечо трупа и потянул. Тяжело. Не совладать… Егор опять схватил фонарь и отправился на поиски инструмента. Далеко ходить не пришлось. Неподалеку валялся разбитый стул. Егор несколько раз прыгнул на него, чтобы отломать длинную изогнутую деревяшку – ножку, переходящую в спинку. Шуметь он уже не боялся.
Орудуя рычагом, он перевернул бомжа.
Бродяга перевалился на спину, голова его мотнулась и перекатилась на сторону. Егор взял ее обеими руками и установил так, чтобы труп смотрел прямо в потолок. Нижняя челюсть бродяги отвисла, показывая гнилые щербатые зубы. Зубы были сухими, а глаза полуоткрытыми и тоже какими-то сухими.
Егор вытянул руки мертвеца вдоль тела, и теперь все было готово.
Он взял веве и только теперь понял, что не сможет держать истукана в кулаке, как представлял прежде, – для работы понадобятся обе руки. Егор положил Легбу в левый карман рубахи и сразу ощутил, как от сердца по всему телу потекла горячая струя.
Он опустился на колени рядом с мертвецом. Надо ли что-нибудь произнести? Ему вдруг стало ясно, что слова не важны. Они лишь собирают силу, а она переполняла его с избытком. Не отрывая глаз от мертвеца, Егор протянул руку и взял рюкзак. Раздернул молнию и вынул кота. Лумумба не сопротивлялся.
– Ну что ты, дурачок, – прошептал Егор. – Все будет хорошо.
Так же не глядя, нащупал нож, лежащий на ведре.
Кот забился, затрепыхался, и Егор с силой прижал его к себе. Лумумба впился когтями ему в грудь и затих, выжидая момента, когда хватка ослабнет и можно будет удрать.
Прежде Егору казалось, что он продумал все до мельчайших подробностей. Сейчас он понял, что главное он проскакивал, мысленно зажмурив глаза. Нужна кровь черного животного… И он представлял, как кропит труп кровью, словно забыв о том, откуда ее придется добыть.
Как ни была горяча волна силы, идущей от истукана, Егор ощущал живое тепло прижавшегося к нему кота. Теперь надо положить Лумумбу на землю, придавить коленом, поднять ему голову и резануть по горлу… Придавить как можно сильнее – коты изворотливы, как ртуть… А убежит – ищи ветра в поле…
Свободной левой рукой Егор попытался оторвать Лумумбу от груди. Кот вцепился в рубаху, кривые когти ушли в ткань будто рыболовные крючки. Егор с силой рванул. Он держал Лумумбу за шкирку, и кот, болтаясь на весу, вытягивал вперед все четыре лапы с выпущенными когтями.
Егор опустил Лумумбу на землю.
– Беги, дурачок.
Кот метнулся в сторону и исчез в темноте.
Есть ли разница между черным животным и черным человеком?! Человек – тоже животное. И его кровь даже сильнее… Егор наклонился, вытянул над покойником левую руку и глубоко резанул лезвием по ладони. Боли он не почувствовал. Он увидел, как разошлись края длинного пореза и рана наполнилась кровью. По ладони потекла
