Шрифт:
Закладка:
– А мертвеца ты где возьмешь? Зомби-то из чего ваять? – спросил Илюша. – Надо что-то реальное. Поймаем в лесу волка, приручим и… Нет, сами научимся превращаться в оборотней… Ты чего притих?
– У нас в подвале лежит…
– Кто лежит?
– Мертвец, – неохотно выговорил Егор. – Ладно, Илайя, не бери в голову. Посмотри, что мне… прислали.
Он протянул Илюше черного уродца.
– Откуда? – спросил тот возбужденно.
– Из Африки…
– Вау! Правда? – Илюша бросил авторучку и схватил фигурку. – Класс! Нет, Егорище, отец из Африки – это полный отпад! Это… это… слов никаких нет.
– Тебе-то чего говорить? Тебе лафа, – фыркнул Егор. – У тебя отец как у всех.
– Это мне лафово?! Да ты ничего не знаешь! Да у меня… У меня отец… – Илюша откинулся на подушку и тяжело задышал, почти задыхаясь. – Ладно, проехали. Я его никогда не видел. И помнить не хочу, кто он…
Он замолчал и бережно потрогал истукан.
– Мне бы такого, как у тебя, – потомственного колдуна. Я в детстве, когда слушал, как твоя мама рассказывает про него…
Егор пожал плечами:
– Все те байки я потом знаешь где раскопал? В «Сказках народов Африки». Ну не все, многие.
– И что с того? Предки любят присочинить. Ты, Егор, счастья своего не понимаешь. Хоть представляешь, что тебе подарили?
– Ляльку, – сказал Егор. – Какой-то талисман…
– Какой-то? Талисман? А веве не хочешь?!
– Брось!
– Точно! Почитай-ка.
Илюша потянулся за книгой и уронил всю стопку на пол.
– Гоха, вон ту подними. Нет, другую… В красной обложке с черными буквами. Тайны магии вуду… Давай сюда. Вот, здесь… Нет, на другой странице. Где ж это?.. Ага, слушай. «Бокоры, или черные колдуны, применяют веве для магических действий, в том числе и для оживления мертвецов, чтобы создать из них зомби. Веве – это и храм, и символ, и амулет. Последние нередко плетутся из полосок кожи человека, умершего пять дней назад. Однако самым могущественным веве является изображение Легбы».
– Кто такой?
– Сейчас найду… Вот. «Легба – не только главный, но и наиболее известный и наиболее почитаемый из всех лоа в вуду. Без его разрешения и помощи нельзя открыть ворота между миром духовным и материальным. Он охраняет перекрестки и является покровителем колдовства. Изображается в виде горбатого старика. Когда он овладевает кем-то, члены человека искривляются. Он питается костями животных…»
Илюша отбросил книгу.
– Это же у тебя Легба! Точняк, он самый. Чувак, мы можем реально сотворить зомби? Нужны лишь веве и кровь черного животного. А ты уверен, что там, в подвале, настоящий мертвец?
– Фактически, – кивнул Егор.
– Тогда имеем все, что нужно. Егорище! Сделаем зомби и всех раздолбаем в пух и прах. Наведем закон и порядок. Только бы кадавр не нашли, а то увезут.
– Не бредишь? Температуры нет? – спросил Егор.
Он потянулся к Илюше – пощупать лоб, но в памяти вдруг так отчетливо вспыхнул жест Кока-Коли, мазнувшего его по лицу, что Егор отдернул руку как обожженный и замычал от приступа обиды, возмущения и ненависти.
– Ты уверен, что получится? – процедил он сквозь сжатые зубы. – Ты не прикалываешься?
– Гор, у нас уже получалось.
– Так то была игра. В детстве.
– Тем лучше! Игра – это практика. Сам ведь помнишь… Мы белили мне лицо. Мелом. Я падал как мертвый. А ты меня воскрешал.
– Ву-у-у-у… А у тебя потом сносило башню, и ты гонялся за мной…
Маленький Илюша в старой материнской кофте, которую они выкрали и изодрали, – чудовище в бурых лохмотьях с набеленным лицом, ковыляя, надвигается на Егора с распростертыми скрюченными ручонками…
– Классный выходил зомби, – сказал Егор. – Кошмарный. Я тебя до смерти боялся.
– Семечки, – отмахнулся Илюша. – Главное-то знаешь что? Знаешь, что я ощущал… когда ты в меня жизнь вдыхал…
– Не знаю. Чеснок или «Орбит».
– Силу, дуралей… Силу! У тебя реально есть сила.
Егор согнул руку и потрогал бицепс:
– Утренняя гимнастика. Плюс гантели.
– Я не про то. Скажи-ка, у кого из нас отец-колдун?
– Заочный.
– А кровь?.. Кровь-то передается! А кто из нас Мямлика воскресил?! Ты или я?
Егор пожал плечами.
– Нет, скажи: оживил ты его или нет? – строго спросил Илюша и протянул Егору статуэтку.
– Мать все объяснила, – сказал Егор, беря Легбу. – Маленькие животные иногда впадают в анабиоз. Я его просто отогрел дыханием…
– Предки всегда отыщут объяснение, когда боятся поверить.
– А ты веришь?
– Верю! – с силой выдохнул Илюша и упал на подушки.
– Тебе плохо?
– Ништяково, уже отдышался…
Но ему было очень плохо. Он дышал тяжело и шумно, будто задыхался.
– Тетя Оля! – закричал Егор.
Ольга ворвалась к ним как буря.
– Что, опять? О господи!
Захлопотала, подняла повыше подушки, накапала что-то в стаканчик…
– Это ты? Ты его так разволновал? Неужели не мог поспокойнее! Я ведь предупреждала: ему нельзя…
Егор заворожено смотрел, как Ольга подносит стаканчик к Илюшиным губам, но она бросила, не оборачиваясь:
– Ну уходи же, уходи… Скорее. Чего ты еще ждешь?
И Егор ушел вместе со своим деревянным горбуном, которого он теперь и дружком-то называть не решался, таким тот оказался опасным и могущественным.
– Ты мне поможешь? – прошептал он на лестнице.
Легба в полутьме лоснился грозно и ободряюще. Будь спок, братишка. Не впервой. У нас в Африке такие дела делаются на раз…
И все же дома Егор сделал последнюю попытку.
– Мам, подари мне собаку. Вместо скутера. Овчарку.
Она даже не обернулась:
– Опять двадцать пять! Лумумбы тебе мало?
Ну и пусть! Обойдусь без собаки. Егор затворился в каюте, плюхнулся на койку и уставился в потолок, где по неровной брусчатке шагали стоптанные башмаки…
…на закате зомби, раскинув страшные лапы, ковыляет по Плешке. Народ разбегается: «Кто это? Кто это? Спасайтесь!» А за зомби – Егор как ни в чем не бывало. Не бойтесь, люди добрые, это я свою собачонку погулять вывел… Без намордника и ошейника.
Гопота поганая испугалась, с места не двинется. Кока-Коля как поднес ко рту мерзкую бутылочку, так и окаменел. И Вальтер тут же застыл. Хенде хох, фашист! Русские зомби идут!
Подошел к ним Егор и приказал собачке:
– Стоять!
Зомби замер на полушаге, как робот. А когти к Колькиной шее тянутся.
Тут видит Егор…
Скрипнула дверь.
– Нет, Егорка, у меня все-таки душа болит, – сказала мама с порога. – Ну что ты тут валяешься в темноте голодный! Пойди поешь. Не зря ж я готовила.
– Не хочу, – отрезал Егор. – Can I have a little privacy, can't I?
– Иди, иди, не брюзжи.
– Между прочим, есть страны, где черное рабство давным-давно отменили, – огрызнулся Егор.
– Ах он бедненький! Дядя Том… Ну и спи без ужина. Разденься хотя бы.
Мама ушла.
Дверь опять скрипнула. На пол упала полоса света.
– Егор, я все понимаю… Обиделся. Но пойми, у нас нет места для собаки. Сами едва ютимся. Куда нам еще овчарку, громадного пса? Да и где взять деньги, чтоб такого прокормить? Ну хочешь, заведем морскую свинку. А то опять какую-нибудь кроху, вроде Мямлика…
– Не нужна мне свинка!
– Как знаешь.
Светлая полоска на полу погасла.
Мямлик. Шелковая шерстка, бисерные глазки. Мягонький, тепленький…
Холодное окоченевшее тельце под кроватью в пыли. Невозможно было поверить, что это навсегда… что ничего нельзя изменить. Мямлик лежал в ладонях плоский, потускневший, неподвижный… Ослепительная радость, когда наконец дернулась ножка… Егор все дышал и дышал на него, а Мямлик…
Мама сказала, что он не умер, а крепко спал. Мертвые не оживают. Сама же читала вслух Библию… Иногда оживают. Мямлик ожил. Конечно, он очень маленький, но и Егор был тогда – от стола два вершка… А теперь с ним Легба.
Где он? Только что был здесь.
Егор захлопал по покрывалу, нащупывая истукана. Опять исчез. Егор достал из стола фонарик, лег на пол и посветил под тахту. Пыльную пустыню, простиравшуюся под низким фанерным небом до стены, населяли лишь перекати-поле – комочки свалявшегося сора – и обломок карандаша, занесенный прахом. Егор повел лучом из стороны в сторону. Легба притаился слева, у ножки тахты под густыми паучьими силками, как под маскировочной сетью. Егор достал истукана и бережно обтер с него паутину.
– Ты мне поможешь?
Черный горбун хищно щерился: мужайся. Воины
