Книга вторая.

Время перемирия

Вручение верительных грамот Председателю Президиума Верховного Совета ССCР М.И. Калинину 15 апреля 1940 г. (Finnish Heritage Agency)

I

Вновь в Москву

Президент уполномочил Войонмаа и меня произвести в Москве обмен ратификационными грамотами мирного договора. 18 марта 1940 года мы отправились в Москву, я – в пятый раз, самолётом через Стокгольм. Секретарём у нас был заведующий сектором МИДа Й. Нюкопп, а помощником и переводчиком – министр Р. Хаккарайнен1.

В Стокгольме я посетил министра иностранных дел Гюнтера. Он рассказал, что, по имеющейся у шведов информации, советские военные при подготовке Московского мирного договора требуют переноса финско-советской границы настолько, насколько она установилась сейчас. Далее Гюнтер сообщил, что Молотов в беседе со шведским посланником2 Ассарссоном поднял вопрос об оборонительном союзе между Финляндией, Швецией и Норвегией, отметив, что подобный союз противоречил бы шведскому нейтралитету. Сославшись на выступление председателя парламента Норвегии Хамбро, он утверждал, что подобный союз был бы направлен против Советской России. По мнению Молотова, смешно даже представить, что Советский Союз может напасть на Финляндию. В то же время, по мнению Гюнтера, поскольку подобный союз носил бы оборонительный характер, то он не противоречил бы третьей статье мирного договора, и, таким образом, его заключение было бы вполне возможно. В Швеции в настоящее время изучают этот вопрос. Он поинтересовался, идёт ли в Финляндии подготовительная работа. На это я не смог ответить.

Остановившись на развитии экономических отношений между Советским Союзом и Швецией, а также Норвегией, Молотов высказал мнение, что, с этой точки зрения, новая железная дорога Салла – Кемиярви может быть довольно важной, а также добавил, что она может быть даже необходимой на случай, если другие пути, ведущие из России, окажутся перегруженными.

Советский посол, госпожа Коллонтай, которую я хорошо знал со времён Стокгольма, сообщила, что хотела бы видеть меня у себя. Как и всегда, она была исключительно любезна и высказывала сожаление по поводу произошедших событий. Политики мы не касались. Однако госпожа Коллонтай заверяла меня, что сложившиеся решения между нашими странами в Советском Союзе считают окончательными, и в будущем никаких мер против Финляндии предприниматься не будет.

Из Стокгольма самолётом мы отправились в Москву. На аэродроме нас встречали заместитель наркома иностранных дел Лозовский и начальник протокола Барков. Нас разместили в знакомой нам уютной резиденции советского правительства и ухаживали за нами так же хорошо, как и во время мирных переговоров.

20 марта в 23 часа в Кремле состоялся обмен ратификационными грамотами.

После обмена документами и подписания протокола обсуждали с Молотовым вопросы выполнения мирного договора. Так начался долгий переговорный процесс, который для меня продолжался 15 месяцев: Войонмаа вернулся в Финляндию через три недели. Выезжая из Хельсинки, я намеревался вернуться туда сразу после назначения нового посланника в Москву. Имелась также договорённость, что созданное в начале войны правительство, членом которого я был, уйдёт в отставку после наступления мира. Действительно, 29 марта было сформировано новое правительство, премьер-министром которого вновь был Рюти, а министром иностранных дел – профессор Рольф Виттинг. Таннер стал министром торговли и промышленности. Ещё раньше, в сентябре, я просил освободить меня от должности посланника в Стокгольме. Мне хотелось стать свободным человеком и заняться своими книгами, а также, может быть, что-нибудь написать, я уже давно это планировал, но всё не получалось.

Вышло, однако, по-другому. 29 марта я получил телеграмму: «Правительство убедительно просит Паасикиви принять на себя на некоторое время обязанности посланника в Москве как наиболее подходящего для этой должности». Я ответил в тот же день: «Мы с Войонмаа находимся здесь с особым поручением, с en mission special, и до тех пор, пока не будет завершено порученное нам, я не могу принять на себя обязанности постоянного посланника». Через пару дней поступила новая телеграмма: «Убедительно просим всё-таки согласиться занять должность посланника на некоторое время. В нынешней критической ситуации исключительно сложно найти другого человека или иное решение, которое было бы столь же приемлемым, как предлагаемое». Поразмышляв пару дней, я спросил: «Каким будет самое короткое время, на которое вы бы хотели оставить меня здесь? В связи с тяжёлыми испытаниями последнего полугодия я устал, а работа здесь весьма сложная и напряжённая». На это пришёл ответ: «Три месяца». Я не счёл возможным отказаться от просьбы правительства и, таким образом, остался в Москве. Вскоре прибыла и моя супруга. По прошествии недолгого времени я заметил, что оставить мою должность через три месяца без ущерба для дела было бы невозможно, в связи с чем сообщил, что остаюсь до осени, а затем – до весны 1941 года. Таким образом, мне пришлось работать в Москве всё время между войнами, и я выехал оттуда за 18 дней до начала войны между Германией и Советским Союзом.

Молотов сообщил, что советское правительство «с удовольствием» даёт своё согласие, агреман, на моё назначение. Хотя я и «капиталист», и «буржуй», но в Кремле я был persona grata. Полагаю, это было связано с тем, что там совершенно правильно понимали моё стремление всегда избегать противоречий и искренне работать на благо установления добрых и дружественных отношений между Финляндией и Советским Союзом, а также тот факт, что я стремился к этой цели уже в ходе переговоров осенью 1939 года.

Я всегда интересовался государственными и другими общественными делами и в течение четырёх десятков лет принимал в них то более, то менее активное участие. Я предполагал, что работать посланником в Москве будет непросто. Быть представителем после войны в стране бывшего врага – задача деликатная и крайне сложная. И тем более сложная, поскольку речь шла о представлении малого государства в победившей великой державе, которая к тому же исповедовала иные идеалы и имела иную идеологию. Моё положение было бы иным, если бы дисбаланс сил между двумя государствами не был бы столь разительным.

Отношения между Финляндией и Советским Союзом в течение всего времени моего пребывания в Москве и особенно летом и осенью 1940 года складывались сложно. Наша страна после проигранной войны, вынужденная пойти на жестокий мир, истощённая в экономическом и военном отношении, одинокая, без всякой надежды на помощь откуда-нибудь, с напряжёнными отношениями с великим соседом, оказалась в весьма сложной ситуации. Кремль по-прежнему не доверял нам, и поэтому понятно, что мы чутким ухом и зорким глазом