России можно обеспечить и иным способом. Напротив, выход к Атлантическому океану может быть сияющей целью для русского великодержавного империализма. Будет ли эта цель в конечном счёте выгодной и полезной, не говоря уже о её моральной правомочности, на это великодержавный империалист не обращает внимания. По нашему мнению, подобную насильственную политику трудно признать удачной с позиции совместной жизни народов и людей, но великая держава думает иначе, и, по крайней мере, временно она, к сожалению, является реалией сегодняшнего мира. Только столкновение с другими великодержавными империалистами или страх такого столкновения могут быть тормозом. В Швеции обратили внимание на то, что уже более ста лет Россия никоим образом не посягает на Швецию и нет никакой информации, подтверждающей существование таких планов (Einar af Wirsen, Ryska Problem. S. 62)14. Она не относится к целям практической политики России; по крайней мере, на настоящий момент можно привести только косвенные доказательства их существования. Сегодняшний империализм с его устрашающими целями и устремлениями – это явление только последних поколений. Нынешнее время и, в ещё меньшей степени, будущее можно сравнить со столетием мира, закончившимся Первой мировой войной. Кто из нас, представителей старшего поколения, мог предсказать такие времена, свидетелями которых мы стали после 1914 года. Такая цель, как выход России к Атлантическому океану, означала бы удивительное расширение и укрепление военного могущества великой державы. Россия как властелин Северной Скандинавии и протяжённого побережья лежащих перед ней Атлантического и Северного Ледовитого океанов играла бы в мировой политике совсем иную роль, чем раньше. Напротив, владение одной лишь Финляндией не принесло бы России сравнимых с этим выгод. Если у России на этом направлении есть империалистические цели, то судьбы Швеции и Финляндии связаны намного более прочными узами, чем это привыкли видеть в период длительного мира.

В отношении Московского мирного договора сделано два частных замечания.

В преамбуле мирного договора говорится, что «интересам обеих договаривающихся сторон соответствует определение точных условий обеспечения взаимной безопасности, в том числе безопасности городов Ленинграда и Мурманска, а также Мурманской железной дороги». Эту формулировку министр Р. Эрих, известный специалист по международному праву, считает крайне «неудачной», поскольку Финляндия как бы признавала, что граница, согласованная по Московскому мирному договору, необходима для обеспечения безопасности Ленинграда и Мурманской железной дороги.

Не думаю, что это замечание имеет особое значение. Как на переговорах осенью 1939 года, так и на московских мирных переговорах мы неоднократно повторяли наши главные аргументы, что требуемый перенос границы не был необходим для обеспечения безопасности Ленинграда и этой части границы Советского Союза. В этом отношении нет никакой неясности. Весь Московский мир был насквозь «принудительным миром», который мы заключили, подчиняясь суровому закону войны и крайней необходимости. Насколько я помню, в Москве на наших переговорах мы даже не обратили на эту формулировку из преамбулы никакого внимания. Значение юридических формальностей не надо преувеличивать. В те дни бои на фронте были кровавыми. Каждую минуту или две погибал кто-то из солдат. Кровопролитие нужно было прекратить. На споры по формальным вопросам не было времени. В преамбулах мирных договоров зачастую заверяют в вечной дружбе, в старые времена князья вообще клялись друг другу в сердечной любви. Авторы исторических исследований предупреждают, что не надо понимать такие формулировки буквально.

Министр Эрих также обратил внимание на то, что финская сторона – misarabile dictu15 – посчитала, что в качестве аренды за Ханко можно принять «пустячную компенсацию», 8 миллионов марок. Нужно было или указать компенсацию в значительно большем размере, например, ту же сумму, пересчитанную в долларах, или же, наоборот, предложить чисто номинальную сумму, например, в 100 или 10 финских марок. Выше уже говорилось о том, что мы пытались договориться об арендной плате в размере 250 тысяч или, в крайнем случае, 200 тысяч долларов золотом, но Молотов, повысив первоначальный размер платежа с 5 до 8 миллионов марок, не согласился с нашим предложением. Мысль о фиктивной аренде в 100 или 10 марок нами даже не рассматривалась, да я и не думаю, что такой жест мог иметь реальное значение.

Ю.К. Паасикиви дает интервью журналистам после заключения Московского мира. Фотограф неизвестен. (Sota Arkisto-pictures, Finnish Heritage Agency)

Коса смерти совсем близко прошлась над головой нашего народа в Зимней войне. Она чуть не лишила его жизни. Гибель была совсем рядом. Получив тяжёлое ранение, Финляндия в последнее мгновение спаслась от катастрофы.

Можно спросить: была ли Зимняя война, закончившаяся для нас столь тяжело и трагично, совершенно напрасной?

На это надо ответить, что уважение к нашему народу и государству возросло во всём мире; мы прославились и получили известность как народ, который хотел и мог сражаться за свою свободу и независимость. Зимняя война объединила наш народ в защите Отечества, укрепила его духовно, показала, что у нас была общая миссия и что мы в большей степени зависели друг от друга, чем многие думали раньше. Всё это было положительной стороной войны. Но на другую чашу весов были положены более тяжёлые гири. Наша война не произвела на Кремль того впечатления, которого многие ожидали, и которое, как считалось, при будущем подведении итогов перевесит чашу весов в нашу пользу. Война отравила атмосферу отношений между Финляндией и Советским Союзом. Симпатии мира не компенсировали ухудшение отношений с нашим восточным соседом. Отношения с Советским Союзом были для нас важнее, чем с любой другой великой державой. Да и положительные стороны войны не могли возместить потери по суровому Московскому миру, не говоря уже о других наших потерях. У меня нет никаких сомнений в том, что потери от Зимней войны несравнимо превысили возможные выгоды.

Мы проиграли войну. Но в первые месяцы мы сражались успешно. Это подняло чувство нашего самосознания и заставило нас недооценить военную мощь Советского Союза. Английские историки рассказывают, как буры, победив в 1881 году английские войска в небольших боях, пребывали во власти опасного самодовольства, презирая военные возможности Великобритании. Спустя два десятилетия это заблуждение привело их к ошибочной политике (The Cambridge History of British Foreign Policy III. Р. 205, 265)16. История даёт повод для сравнения.

Финские события 1939–1940 годов стали вновь конкретным примером неустойчивости и ненадёжности положения малых государств в условиях господства нынешних принципов в сфере международной политики. Политика нейтралитета, которой добросовестно следовала Финляндия, не привела к нужной цели. То, что в потрясениях последних лет несколько малых государств, оказавшись на самом краю обрыва, сумели сохранить равновесие, ещё не гарантирует, что