Шрифт:
Закладка:
Дальше. Ползком на животе. Трудно, так как дорога вся в крошево. То вверх, то вниз, то голову вверх, то опять скачками бегом. Еще метров двадцать – и будет небольшое укрытие, мелкий овражек – но всё же со стенкой, где-то до плеч с одной стороны, и с насыпью, не выше двадцати сантиметров, с другой. Лучше, чем ничего. Только б гады не заметили.
Так что ползком, ползком. Разрывы снарядов. Гавканье пулеметов. Уткнувшись носом в дерьмо, мало что увидишь. Райзигер чувствует безрассудство. Да что там – всего три шага, и мы в овраге. Всего один прыжок, не больше двух метров осталось. В укрытие! Винкель запрыгивает следом.
Винкель кидается в овраг, они падают голова к голове.
– Забавная штука. Кажется, как будто мы единственные живые на всей французской территории. Кроме танков, конечно. Но они нам нипочем. Я, по-моему, только что видел там, позади, американцев.
Оба осторожно приподнимают головы. Немного выглядывают из укрытия. Между каской и землей узкая щель.
– Что-нибудь видите, Винкель?
Оба одновременно кивают. Ого, не может быть столько американцев! Там ими всё кишит. Где-то метрах в двухстах.
– Винкель, они идут в полный рост, как на прогулке!
Винкель не отвечает.
Позади них надрывается пулемет. Райзигер медленно переворачивается на спину – может, удастся рассмотреть, кто там вообще стреляет. О да, прекрасно видно.
Прекрасно видно, как насыпь высотой по плечо сантиметр за сантиметром взрывается фонтанчиками песка: немецкие пулеметы изо всех сил прочесывают склон с тыловой позиции.
– Придется и дальше по-пластунски.
– Но, герр Райзигер, эта пальба, может, еще на много часов.
– А может, прыжками?
Может сработать. Райзигер приседает. В тот же миг – пулеметный огонь впереди. Перекатившись обратно на живот, он смотрит вверх и видит те же фонтанчики, прыгающие взад-вперед по насыпи, но теперь они с обеих сторон.
Значит, они прямо на линии перекрестного огня – своих и вражеских пулеметов.
А это значит, здесь торчать не имеет смысла.
Шум танков становится громче, фонтанчики прыгают всё бодрее. Американцы, должно быть, шаг за шагом приближаются к ним. В общем, конец ясен – прикладом по черепу.
– Что ж, дорогой доктор, иначе никак. Надо отсюда сматываться.
Винкель зло усмехается:
– Мне тоже так кажется.
Как хорошо, когда мысли сходятся. Райзигер громко наставляет доктора:
– Выбор такой: пуля в голову или пуля в живот. Согласитесь, доктор, в голову приятнее. В общем, если пойдем во весь рост, наша собственная пехота обеспечит нам героическую смерть – в голову. А если нагнемся и пойдем на карачках, Томми нам вжарит в живот. Итого: предлагаю во весь рост.
Раз, два, три – встали. Двигаются прямо, во весь рост, ну или почти во весь, слегка вжав голову. Взгляд направо – там высокая насыпь, ага, и вот оттуда, по дуге, летят немецкие пули.
Взгляд налево… налево… и тут уже в сторону все расчеты и соображения – там в три или четыре ряда, точно так же в полный рост, сцепившись руками, с небрежно зажатыми под мышками винтовками, словно на охоте, идут американцы. Настолько близко, что видно их лица. Настолько близко, что видно, как иные из них смеются, покачиваясь взад и вперед, словно в танце. А вот еще слева – отдельная группа, они толкают перед собой футбольный мяч. Снова и снова то один, то другой вдруг вскидывает руки и падает. Ряды смыкаются. Живые идут дальше.
Ничем не защищены, кроме танков.
А танки всё шаркают вперед. Их рев всё громче, всё глуше, он становится всё более нереальным.
Эти картинки держатся всего пару секунд. Рысью – дальше!
Райзигер и Винкель замечают, что цепочка фонтанчиков от пуль гонится за ними, бежит почти возле ног, отставая то на десять, то на двадцать сантиметров, приплясывая то ближе, то дальше.
Бросаются в галоп. Бегом по мелкому оврагу. По гранатным воронкам. Ныряют в них по плечи, потом снова наружу и опять головой вниз в очередной кратер.
Враг всё ближе.
Танки стреляют. Американцы стреляют впереди, и немцы – позади. Обстрел достигает фортиссимо.
Бегом, бегом! Безумно жарко. Должно быть, полдень. Солнце печет. Бегом. Райзигер оглядывается, видит, как Винкель сбрасывает шинель. Припускает в одной рубашке.
Овражек кончился. Что поделать, придется в чистом поле. Лишь бы подальше от врага!
Райзигер выпрыгивает первым.
Видит, как немецкая пехота вылезает из резервной траншеи.
– Винкель, подмога идет!
Но не тут-то было. С ума сойти! Никакого штурма, никакой обороны. Танк просто прошел на вторую линию, ох, и уже довольно далеко. Он уже едет прямо вдоль траншеи и палит прямо из двух пулеметов по окопу. А пехота – бежит, бежит, бежит, бежит! Спасайся кто может!
Так что назад!
Взгляд вокруг. Всюду танки. Всюду американцы в четыре ряда, надвигаются стеной, шаг за шагом.
Местность идет в гору. Чем выше поднимаются Райзигер и Винкель, тем лучше видимость, тем яснее виден закрывающийся котел. Колонны, идущие во весь рост: американцы, англичане и французы. А перед ними танки. В котле тысячи солдат, немцев. Все бегут, бегут. Лишь один отрезок в этих клещах остается открытым – в направлении Германии! Назад!
Снова и снова, куда ни глянь, это странное движение: легкий прыжок, почти свечкой вверх, вскидывание умоляющих рук и падение.
Бегом, бегом.
Позиция их батареи. Тут все мертвы. Пушки навалены друг на друга, беспорядочные груды обломков.
Пулеметные точки. Но расчеты сбежали.
И всюду мертвые, мертвые и раненые.
Бегом, бегом!
Противник уже подогнал свою артиллерию. Уже и в тылу барабанит обстрел. Спустя десять минут вся округа усеяна огненными столбами толщиной с человека и высотой с дом.
И немцам нужно через них пройти!
А танки идут. А за ними американцы, англичане и французы.
На пути лес. Он горит. Но он еще жив. Пехота густыми колоннами откатывается по тропинкам между стволами.
Вот и шоссе, по нему отходят колонны обозов, лошади, пушки, автомобили.
Над всеми ними мрачнеет небо. На них с высоты нескольких метров пикируют стаи аэропланов. Пулеметы косят всё живое на земле.
Колонны сбиваются в кучу, напирая друг на друга.
Очередные эскадрильи сбрасывают на них цепные бомбы. Бомбы, создающие цепь из сотен разрывов, убивающие, разрывающие и снова убивающие тысячи раз.
Бегом, бегом, бегом.
11
Семь миллионов
