после нескольких первых фраз шла одна и та же тема: когда война закончится?

Райзигер ловил себя на том, что ему хотелось вытянуть побольше у собеседников в ответ на вопрос: «Чем закончится война?».

Иногда даже отвечали. О победе не говорил никто. Чаще о переговорах с противником, о капитуляции. В остальном мысли были довольно примитивные: с нас хватит, пора домой… Это уже укоренилось. Это уже был как бы закон.

Но как вернуться домой? Кто это решает? Кто объявит этот конец? Нет-нет, об этом даже не спрашивали.

Да и к тому же всё было вполне неплохо. Снабжение обеспечивала пехота. Полно сушеных овощей, хлеба мало, мармелада мало и очень мало сыра. Придумали делать «сырный пирог»: ломтики хлеба толщиной в палец намазывали джемом, поверх – кубики сыра. Всё это дело держали над огнем на кончике штыка, пока не расплавится.

6

С французских самолетов разбрасывали белые листовки. Читать их было запрещено, приказ – как можно быстрее отдавать их ближайшему офицеру.

И всё равно их читали, отдавая не ближайшему офицеру, а ближайшему камраду. Так и читали изо дня в день:

Немецкие товарищи! Скажите, когда придет конец этому бесконечному братоубийству на благо обезумевших Цоллернов и нескольких толстосумов? Ведь каждый из вас знает не хуже меня, во имя чего продолжается эта война, будь вы хоть из какой германской земли. Не бойтесь, товарищи, и помните, что власть в наших руках, власть – наша. Уповая на ваше раболепие и трусость, этот пруссак дал вам в руки винтовки и по сто пятьдесят патронов, чтобы вы с Богом сражались за короля и отечество под девизом: «Да будут рабские цепи на вас и ваших потомках скованы еще крепче, чем прежде». Поэтому призываю тебя: проснись, немец Михель, разорви цепи, стань человеком и освободись, дабы потомки твои не презирали и не высмеивали тебя. Я тоже женат, у меня есть дети, и всё же я освободился, потому что какая женщина будет уважать мужчину, который спустя четыре года всё еще сражается за своих рабовладельцев, не боится смерти во время атаки, но всё же не имеет достаточно смелости, чтоб отстоять свои права, свою свободу и свободу своих близких перед лицом смерти? Если вам на это не хватает смелости, товарищи, приезжайте к нам, в прекрасную Францию. Здесь не только хорошо кормят, но и относятся к тебе как к человеку, а не как к человекообразному животному.

Товарищ, чувствующий себя заново рожденным!

Переходи к нам!

На обороте:

В общем, кажется, мировую войну следует рассматривать как семейное предприятие Гогенцоллернов. «Вильгельм атаковал», – говорится в недавней фронтовой сводке. Нет, не Вильгельм атаковал, но тысячам его солдат пришлось атаковать, пока сам Вильгельм находился в сорока или шестидесяти километрах за линией фронта. Лучше мир без монархии, чем война с монархией.

(Конгрессмен доктор Кон, США, сессия конгресса, 14 июля 1918 г.)

7

Райзигер и Шмидт прибывали с докладом к пехотному майору каждый вечер с наступлением темноты. Там вместе читали фронтовую сводку. Было непонятно, почему так скверно выглядит положение дел вокруг них: как будто механизмы фронтов перемалывали друг друга. Непонятно оттого, что у них самих здесь было абсолютно спокойно.

– Проспим здесь всю войну, – ворчал майор. – Мои люди так утратят всякую боеспособность.

– Но, герр майор, пока нет, но, может, всё еще будет.

– Если повезет, наш участок не сразу попадет под вражескую атаку… Взгляните…

На карте разыгрывали войну. Вновь и вновь продумывались все ходы.

– Да… а как же танки?..

Про танки никто ничего не знал. Ничего подобного на этом участке раньше не случалось. По карте было даже сложно предположить, где у этих железных тварей должны быть конюшни. Местность плоская, пологая. На нашей стороне холма в шестистах метрах отсюда в воронках залегла пехота. Откуда вообще танки?

– Вероятно, противник сосредоточил артиллерию и бронетехнику южнее нас. А нам шиш достался. Что за сраная война! Зачем мне вообще дали батальон?

Что ж, делать нечего, сели опять играть в скат.

И так каждый вечер почти до полуночи.

8

Райзигер возвращается со Шмидтом от майора.

В пещере все спят. У аппарата телефонист Горгас. Связь с полком в норме, нового ничего. Райзигер всё еще голоден. Достав хлеб из мешка рядом с лежанкой, он садится за стол. На столе засохший кусок колбасы, завернутый в газету. Читает, что там пишут.

Говорить лень. Но и глаз от газеты тоже не оторвать.

Шмидт спрашивает:

– Что там такого важного?

Райзигер ворчит растерянно:

– А, ничего особенного.

Шмидт понимает, что Райзигера не раскачаешь на разговор.

– Ну тогда спокойной ночи.

Скинув шинель и сапоги, он ложится.

Райзигер всё читает, сам не понимая что. Смысл не доходит. Просто буквы. Что всё это значит?

– Скажите-ка, Горгас, ваша колбаса?

– Да, герр лейтенант, угощайтесь, если угодно.

– Нет, спасибо, меня интересует обертка… – Он разворачивает колбасу, откладывает в сторону и разглаживает. Итак, новости из дома. Очень мило. Там поди-ка совсем не чувствуется война. Сытая жизнь.

Это как разучиться читать за время длительного запрета на переписку. Приходится читать каждую букву отдельно и понемногу складывать каждое слово. Читает вполголоса:

Когда началась война, мы думали, что она будет кратковременной, но всё оказалось иначе. За объявлением войны Россией последовало объявление войны Францией, и когда англичане напали на нас, я сказал, что рад этому, что я счастлив, ибо теперь мы наконец сможем свести счеты с врагами, что мы наконец-то сможем получить прямой выход от Рейна к самому морю. С тех пор прошло десять месяцев…

«Что я этому рад… что я этому рад… и я рад… десять месяцев… десять…»

Райзигер хотел было обратиться к Горгасу: «Вы слышали, король Людвиг[49] произнес речь?» Однако «десять месяцев»… Он еще раз просматривает заметку: 6 июня 1915 года.

Ах вот как? Шестого июня 1915 года король Людвиг радовался, что у нас есть враги. Вот как? «Много врагов – много чести». Так, да?

Райзигер плотно заворачивает колбасу в мятый лист и отправляет ее на другой край стола, подальше от себя.

Так, значит, времена изменились? Ну и где радость?

Шестое июня 1915 года. Еще остался кто-то, кто так же думает сегодня?

– Герр лейтенант, я сейчас подслушал разговор пехоты, которую ближе к вечеру противник атаковал к югу от нас. Нападение отбито. Связисты говорят, перед окопами остались горы трупов. Бои почти прекратились.

Бои почти прекратились? Ага! Они идут прямо сейчас!

– Горгас, вы во сколько сменяетесь?

– В два часа, герр лейтенант.

– Я тоже