тебе, Джиа. Но я люблю всех детей. И мне не хотелось бы, чтобы кто-то из них пострадал.

Джиа посмотрела на нее в ответ, нимало не смутившись.

– Ну почему поступки матери всегда расцениваются как эгоистичные? Дети росли на моих глазах, и я люблю всех четверых, а не только тех, кого родила сама. Но еще мне доводилось видеть реки крови, которые проливаются, когда люди, руководствуясь амбициями, норовят отнять силой то, чего не могут получить по праву. Я обязана сделать все, что могу, дабы избежать такого будущего. Я императрица Дара, и главный мой долг – служить народу.

– И ты предвидишь, что дело примет подобный оборот, если на трон взойдет Фиро?

Джиа отвела на миг взгляд, а потом, видимо, приняла некое решение.

– Сото, ты предпочла служить моему супругу, ибо не сомневалась, что он обеспечит Дара лучшее будущее, чем Гегемон. Ты до сих пор веришь в это?

Ее собеседница кивнула:

– Конечно, а как же иначе?

– Искренняя вера опаснее всего.

– Я не понимаю.

– Подобно Гегемону, Куни слишком полагается на личное доверие. Во время войны между Хризантемой и Одуванчиком он позволил Гин Мадзоти провозгласить себя королевой, в расчете, что такой жест обеспечит преданность с ее стороны. Из этих же соображений он разрешил знати сохранить армии достаточно большие, чтобы разорить страну, хотя на Островах царит мир. Подобно человеку, которого он некогда называл братом, Куни решил построить свою империю на доверительных связях между ним самим и теми, кто ему служит.

– А что в этом плохого?

– Плохо то, что доверие – вещь переменчивая и не выдерживает тяжкой ноши. Куни полагает, что империя зависит от него, так как он один видит путь вперед. Это слишком хрупкая конструкция. А Фиро, хотя и юн, следует отцовским путем.

– Но разве во времена великой смуты не лучше быть уверенным, что бразды правления удерживает человек достаточно сильный, чтобы справиться с повозкой? Тиму не обладает такой силой.

– Допустим, что так. Но вместо империи Дара, чей покой зиждется на клятвах верности и дружбы, я хочу получить государство, основанное на системах, институтах, кодексах поведения, которые благодаря постоянному повторению материализуются. Единственный способ обеспечить прочный мир состоит в том, чтобы отобрать власть у отдельных личностей и передать ее структурам. Куни полагает, что благородный человек автоматически будет совершать правильные поступки. А вот я считаю, что, если человек совершает правильные поступки, вне зависимости от причин, – вот тогда его можно назвать высоконравственным.

– Может, ты и говоришь языком моралистов, Джиа, но я думаю, что в душе ты принадлежишь к воспламенистам. Единственный способ достичь желаемого тобой – это свести управление к системе поощрений и наказаний.

Императрица грустно улыбнулась:

– Я бы выразилась так: все хорошие короли – это воспламенисты, которые рядятся в одежду моралистов и окружены министрами-моделистами.

– А как насчет поточников?

– Ну, эти живут в среде, недоступной обычным смертным. Мы же, в подлунной сфере, всегда обязаны готовиться к худшему.

Сото издала еще один вздох:

– Рисана играет в «Воробьиную черепицу», тогда как ты играешь в кюпу.

Джиа рассмеялась:

– Послушать тебя, так я прямо вся такая расчетливая и… и холодная.

– А разве это не правда?

– Я была откровенна с тобой. Даже близкая подруга способна… Ну, словом, я напрямик высказала все, что думаю о доверии.

Сото какое-то время вглядывалась в лицо Джиа, а потом испустила тяжкий вздох.

– Ты стала еще более скрытной, чем прежде. Я не могу определить, что у тебя на уме.

– Просто оставайся моей подругой и не думай обо мне плохо. Когда думаешь о человеке хорошо, то все его действия предстают в положительном свете. Что, если умысел, который ты подозреваешь, всего лишь эхо твоих собственных страхов, вот тебе и мерещится невесть что?

* * *

– Адвокат Кидосу!

Дзоми остановилась сразу за мостом через ручей, протекающий через ту часть дворца, где располагались личные покои императорской семьи. Она обернулась и увидела, что к ней с середины императорского огорода направляется принцесса Тэра. Хотя девочка была одета в простую робу для работы в полях, а руки ее были перепачканы в земле, изящные движения и уверенная осанка говорили о ее статусе не менее красноречиво, чем шелковое платье и тонкие перчатки.

Дзоми подавила в себе раздражение и почтительно кивнула:

– Ваше высочество.

Всегда, когда Дзоми приходила во дворец (а это случалось нечасто, так как младших адвокатов приглашали ко двору лишь несколько раз в год), Тэра обязательно находила благовидный предлог поговорить с ней. Да вот только ничего интересного принцесса сказать не могла.

– Вы не заняты? – спросила Тэра. – Я давно вас не видела.

– А что вы хотели? – довольно сухо осведомилась Дзоми.

И тут же выругала себя за грубость. Она и сама не могла объяснить, почему при каждой встрече с Тэрой чувствует такое раздражение. Вообще-то, ей следовало бы испытывать благодарность. Ведь принцесса была одной из тех, кто сумел добыть ей пропуск на Великую экзаменацию и дал шанс изменить свою жизнь.

Вот только благодарности Дзоми почему-то не чувствовала. Честно говоря, вмешательство Тэры и ее братьев в некотором смысле лишило ее победу чистоты. Дзоми и принцы с принцессами принадлежат к разным классам общества, отличным между собой настолько, насколько хризантема отличается от одуванчика, но при этом Тэра почему-то упорно ведет себя с ней как с равной, как будто и не живет совсем другой жизнью, словно бы их обеих и не разделяет самая настоящая пропасть. Ведь для принцессы и ее братьев выхлопотать пропуск на экзамен было просто игрой, тогда как для самой Дзоми это был вопрос жизни и смерти: все ее мечты запросто могли разбиться вдребезги.

Дзоми не нравилось, что Тэра играет, изображая из себя не ту, кем является на самом деле: ее раздражало, что принцесса выдавала себя за простолюдинку в «Трехногом кувшине», одевалась как крестьянка, забавляясь работой в императорском саду, и обращалась к Дзоми так, словно они друзья, тогда как в действительности между ними нет ничего общего.

– Ах, пустяки! – воскликнула принцесса. – Я, вообще-то, не собиралась… Просто хотела… – Личико ее залилось румянцем.

Дзоми ждала.

– Я много думала над вашим предложением отказаться от использования логограмм ано, – сказала Тэра. И вдруг затараторила без остановки: – Я тут нашла отсылку в стихотворении, которое однажды написала принцесса Кикоми, и это кое-что напомнило мне, вот я и подумала: а вдруг вы это не читали? Тогда я могу сделать копию, если хотите, конечно, или вы можете сама взять в библиотеке и…

– Прошу прощения, ваше высочество, – перебила ее Дзоми, – но я не