Шрифт:
Закладка:
Через несколько месяцев, к началу 1975 года, проблемы Баффетта серьезно усугубились. Чак Рикерсхаузер, партнер из юридической фирмы Мангера, которая теперь называлась Munger, Tolles & Rickershauser, сообщил Чарли и Уоррену, что Комиссия по ценным бумагам и биржам собирается выдвинуть против них обвинение в нарушении законодательства. То, что раньше выглядело потенциальной, но управляемой угрозой, переросло в реальную катастрофу.
Рикерсхаузер вел юридические дела Баффетта со сделки с See’s. Когда позвонил юрист Комиссии по ценным бумагам и биржам, чтобы «задать несколько вопросов», он решил, что дело рутинное и направил того к Верну МакКензи, ревизору Berkshire.
Когда в Небраске МакКензи взял трубку, оказалось, что звонил сам глава отдела по обеспечению соблюдения законодательства Комиссии по ценным бумагам и биржам Стэнли Споркин, который в мире бизнеса имел репутацию «злого полицейского»[547]. Споркин весьма недружелюбно допрашивал ревизора по многим вопросам, от Wesco до Blue Chip, Berkshire и других компаний, но МакКензи решил, что это его обычный тон. К тому у него сложилось впечатление, что для Споркина, если ты богат, значит, виновен[548].
Внимание Комиссии привлекли почти двухлетние попытки Баффетта и Мангера аккуратно распутать клубок нитей, связывающих несколько компаний, которыми они владели. Сначала они попытались с помощью Berkshire Hathaway поглотить наименее значимую компанию Diversified, которая к 1973 году стала лишь инструментом для покупки акций Berkshire и Blue Chip. Но Комиссия по ценным бумагам и биржам не одобрила эту сделку, и Мангер уверил Баффетта, что это не проблема.
Следующие полтора месяца сотрудники Комиссии по ценным бумагам и биржам присматривались к Blue Chip Stamps и другим инвестициям партнеров и пришли к выводу, что они намеренно сорвали сделку между Wesco и Santa Barbara, предложив более высокую цену за четверть акций с целью завладеть остальными. По крайней мере, так это выглядело для Santa Barbara, которая очевидно и указала Комиссии на Blue Chip[549].
Уоррен и Чарли впервые осознали, что Blue Chip в беде[550]. Не успел Баффетт порадоваться своему назначению в совет директоров Post, как их с Мангером затянуло в юридический водоворот. Рикерсхаузер уже знал, каково работать с Баффеттом, объясняя коллегам, что «солнце ласково греет, только пока ты не подберешься к нему слишком близко»[551]. Следующие пару лет он на практике проверял этот тезис, который вполне можно назвать «законом термодинамики Рикерсхаузера».
В феврале 1975 года Комиссия по ценным бумагам и биржам разослала повестки в суд и начала полномасштабное расследование в связи с покупкой компании Wesco: «Дело о Blue Chip Stamps, Berkshire Hathaway Incorporated, Уоррена Баффетта, HO-784». Баффетта и Мангера подозревали в «совершении действий, которые прямо или косвенно служили воплощению мошеннической схемы или замысла, либо включали в себя ложное утверждение или умолчание о существенном факте».
По версии следствия, Blue Chip изначально планировала поглотить Wesco Financial, но не раскрыла этот факт, а покупки акций после расторжения сделки с Santa Barbara были тендерными предложениями, не зарегистрированными в Комиссии по ценным бумагам и биржам[552]. Последнее обвинение было самым серьезным, так как по нему иски могли быть предъявлены не только Blue Chip, но и лично Баффетту и Мангеру.
Споркин мог передать дело в суд, либо предложить мировое соглашение, что позволяло обвиняемым уплатить штраф без официального признания вины. При этом Комиссия могла включить в соглашение только компанию, не называя имен. Упоминание Чарли и Уоррена закрыло бы им вход в большой бизнес. Недавно вознесенный в высшие сферы бизнеса, благодаря «Суперденьгам», Forbes и правлению Washington Post, Баффетт начал отчаянно борьбу за спасение своей репутации.
Однако расследование набирало обороты, и Баффетту пришлось предоставить доступ к своим архивам, столь же исчерпывающим, как и все, что он когда-либо собирал. Адвокаты партнерства Munger, Tolles отбирали документы (торговые заявки на закупки акций, указания банкирам, письма в See’s Candies, записки на текстильную фабрику Верну МакКензи) и отправляли их в Вашингтон следователям. Баффетт чувствовал себя загнанным в угол, хотя внешне сохранял спокойствие.
К марту 1975 года следователи Комиссии добрались до руководства Wesco. Бетти Питерс поразила сотрудников комиссии, придя без адвоката: «Вы же просто хотите узнать, что произошло», – сказала она. Когда вызвали Мангера, он также приехал без юридического сопровождения и два дня защищал Blue Chip от обвинений: «Да, Blue Chip думала о получении контроля. Но до того, как сорвалось слияние с Santa Barbara, эти планы не имели смысла».
Дискуссия ходила по кругу. Мангер не отрицал, что они с Баффеттом вели переговоры с Винсенти, обхаживали Бетти Питерс и семью Каспер: «Мы хотели быть честными по отношению к Лу Винсенти и Бетти Питерс», – говорил он[553]. «А как же ваши акционеры Blue Chip?» – спрашивал Сейдман, не понимая причин щедрости к чужой компании.
Акции Wesco тогда в основном находились в руках арбитражных брокеров, которые знали, что после закрытия сделки они вырастут до предложенной Santa Barbara цены. Свои ставки они хеджировали, благодаря коротким позициям, а когда сделка сорвалась, то цена акций Wesco рухнула[554]. Сейдман не понимал, зачем оказывать услугу арбитражникам, поддерживая более высокую цену?
Мангер выдвинул свой главный аргумент: «Мы считали, что наши обязательства перед акционерами не противоречат желанию играть честно. Как говорил Бен Франклин, честность – лучшая политика. Нам казалось, что сбивать цену – это нечестная и плохая затея»[555].
Сейдмана этот довод не убедил, но Мангер призывал его посмотреть на общую картину: «Изучив то, как мы ведем дела, вы увидите, что мы превосходим любые требования закона».
Баффетт тоже поразил юристов, явившись на встречу без адвоката. Когда его спросили, почему они не позволили акциям Wesco рухнуть, чтобы купить компанию по низкой цене, он ответил: «В таком случае пострадала бы деловая репутация Blue Chip, мы не хотели вызвать недовольство Wesco». Сейдман не понимал, почему это волновало Баффетта, и тот объяснил: «Лу Винсенти не обязан был работать на нас. И если бы он решил, что мы ведем себя нагло, то у нас ничего бы не получилось».
Уоррену удалось произвести благоприятное впечатление на Сейдмана, но не на старшего юриста Комиссии, которого аргументация Баффетта не убедила. Он был обвинителем по натуре, и не собирался просто
