Шрифт:
Закладка:
Когда Петр I в начале сентября узнал об Астраханском бунте, движение уже охватило все Нижнее Поволжье. Письмо главы Приказа казанского дворца Б. А. Голицына с описанием тревожных событий поначалу даже показалось ему безумным («Князь Борис сумазбродным писмом зело нас в сумненье привел; а что пишет, сам не знает», – писал царь Ф. А. Головину 10 сентября 1705 г.[801]). Но в письме Т. Н. Стрешневу от 12 сентября Петр I (который тогда находился под Митавой) уже сообщал об отправке в Москву из действующей армии фельдмаршала Б. П. Шереметева с конными и пешими полками и просил до его прибытия «всякого ради случая» тайно собрать из приказов все деньги, а также собрать все оружие, вывезти из Москвы с верными людьми и где-нибудь спрятать или закопать[802]. Эти написанные царем 10–12 сентября 1705 г. письма непротиворечиво свидетельствуют о том, что, получив известие об астраханских событиях, Петр не на шутку перепугался того, что вспыхнувший в Нижнем Поволжье пожар может легко распространиться по всей России и очень скоро достигнуть даже Москвы. Отметим, что восставшие действительно намеревались овладеть Царицыном, затем Казанью и, если их поддержит население других регионов, захватить Москву. Установив власть над столицей, астраханцы планировали выяснить у бояр, жив ли государь. Если же выяснится, что указы о брадобритии и ношении немецкого платья в самом деле исходили от царя, то бить ему челом, «чтоб старой вере быть по-прежнему, а немецкого платья бы не носить и бороды и усов не брить». А если Петр I на это не согласится, то «и его, государя, за то убить до смерти, чая, что он, государь, подлинно подменной»[803].
Этот замысел астраханских повстанцев многим современникам не казался фантастическим. Например, прусский посол барон Иоганн Георг фон Кайзерлинг 1 (11) апреля 1705 г. доносил в Берлин, что, если Карл XII начнет наступление на Москву, в государстве вспыхнет серьезное восстание против царя, так как «вся земля склонна к перевороту из‐за своих упраздненных обычаев, обритых бород, запрещенной одежды, конфискованного монастырского имущества, из‐за литургии, измененной в некоторых местах, и новых тяжких налогов, которые изобретают что ни день и названий которых никто раньше и не знал»[804]. События в Астрахани заставили Петра I признать основательность таких опасений и пойти на серьезное смягчение своей политики в данной сфере.
29. «Бысть тишина о брадобритии»
«К Бутурлину, что посылает в низовые городы о бородах и о платье указы, что б не чинить, а посылать указы в свободное время, а не в такой случай злой» – такой указ в начале ноября 1705 г. распорядился отправить Петр I (который тогда находился в Гродно) руководителю Приказа земских дел И. И. Бутурлину[805]. Так царь приостановил действие указов о брадобритии и перемене платья во всем Нижнем Поволжье. На вопрос сержанта Преображенского полка Михаила Ивановича Щепотева относительно образа действий с присоединившимися к астраханцам жителями Черного Яра в случае добровольной сдачи города Петр 22 февраля 1706 г. написал: «Кроме прощенья и по-старому быть, иного ничего»[806]. Под словами «по-старому быть» скрывается уже принятое государем решение позволить жителям Нижнего Поволжья носить бороду и «русское» платье. В одном из дел Преображенского приказа (которое было рассмотрено нами выше – см. п. 28) обнаруживается непротиворечивое подтверждение факта существования указа Петра I, позволявшего жителям Нижнего Поволжья не брить бород[807].
Хотя царский указ о разрешении жителям Нижнего Поволжья «бород не брить» пока обнаружить не удалось (впрочем, в его существовании трудно усомниться), хорошо известно другое распоряжение царя в отношении всех жителей Сибири. Этот именной указ появился после знакомства государя с коллективной челобитной 112 служилых людей из 19 сибирских городов, которые в конце 1705 г. приехали в Москву и обратились в Сибирский приказ. В коллективном челобитье, которое сохранилось в подлиннике (см. ил. 27 в этой книге), сибирские жители указывали на невозможность исполнения присланных в 1705 г. указов, в частности, в силу того, что «им в немецком де платье от великих стуж ходить никоими меры невозможно и за нуждою зделать нечем»[808].
С этой челобитной в начале 1706 г. (не позднее 19 февраля) князь М. П. Гагарин обратился к Петру. По всей видимости, царь дал князю Гагарину распоряжение[809], которое затем, уже в стенах Сибирского приказа, было оформлено в именной указ следующего содержания:
В минувшем 1705 году посланы к вам в Тоболеск, так же и во все сибирские городы наши, великого государя, грамоты о платье и об ыных тому ж подобных делех. И сибирских городов всяких чинов жители били челом нам, великому государю, что им для скудости их носить платье, также и седла держать по-прежнему. И мы, великий государь, указали те посланные наши, великого государя, грамоты все отставить и по них ничего чинить не велели, а велели носить платье, также и седла и протчее подобное тому, как хто что похочет, для того, что посланы те наши, великого государя, грамоты, не справясь с нашим, великого государя, указом[810].
Указ был выслан из Москвы в Тобольск и Тюмень 19 января 1706 г.[811], откуда достаточно быстро был разослан по сибирским городам. Хотя в указе прямо не сказано о позволении носить бороду, можно предположить, что оно подразумевалось под выражениями «об ыных тому ж подобных делех», «и протчее подобное тому, как хто что похочет». Во всяком случае, именно так эти выражения и поняли жители сибирских городов. Так, после оглашения указа в Томске в приказную избу явились бородачи сын боярский Андрей Степной и бывший московский стрелец Григорий Казин. Они попросили вернуть им деньги, которые в сентябре 1705
