После рассылки указов и инструкций о брадобритии по городам Центральной России служащие Приказа земских дел несколько месяцев ожидали их эффекта, но тщетно: бородачи с деньгами для уплаты пошлины и получения знаков в Москву не приходили. Стольник Бутурлин и дьяк Берестов решили обратиться за помощью в Разрядный приказ. Видимо, в основе такого решения лежало предположение, что присланные из Приказа земских дел инструкции достаточным авторитетом у воевод не пользуются. В начале июля ведомство Т. Н. Стрешнева разослало по городам свои грамоты. Например, белёвский воевода Александр Александрович Юшков получил предписание:

Как к тебе ся наша, великого государя, грамота придет, и ты б по прежнему и по сему нашего, великого государя, указу тот наш, великого государя, указ [о бородовой пошлине] в Белёве и в уезде велел сказать всем вслух, а по воротам и по болшим улицам в пристойных местех велел прибить писма, а в котором числе по прежней и по сей нашей, великого государя, грамотам наш, великого государя, указ сказан будет, о том к нам, великому государю, писал, а отписку велел подать в Розряде боярину нашему Тихону Никитичю Стрешневу с товарыщи.

Такое же требование было циркуляром разослано и по другим городам[774]. Вскоре в Разрядный приказ стали поступать отчеты местных администраторов. Например, рыльский воевода стольник Савва Иванович Ознобишин докладывал начальству, что указ о бородовой пошлине «в Рыльску и уезде всяких чинов людем сказан, и во многие тарговые дни бирич кличит непристанно, и по воротам и по болшим улицам в пристойных местех писма прибиты февраля в 26‐м, да июля в 13‐м числех нынешнего 1705‐го году»[775]. Некоторые воеводы даже вскоре стали присылать в Приказ земских дел деньги, взысканные «с крестьянских бород» у городских ворот[776]. Однако бородачи в Москву по-прежнему не являлись. В чем причина?

Мне удалось обнаружить в сохранившихся документах два возможных ответа на этот вопрос. Первый ответ обнаруживается в отчетах в Москву азовского губернатора Ивана Андреевича Толстого от июля 1705 г.: «В Азове де и к Азову в принадлежащих городех всяких чинов люди тех бородяных знаков не берут и денги не платят, а бороды и усы бреют. И те де бородяные знаки лежат в приказной избе»[777]. Можем ли мы доверять этим официальным отчетам азовского начальства, согласно которым в Азове не нашлось ни одного человека, пожелавшего воспользоваться правом носить бороду? Если мы примем во внимание, что речь идет о приграничной крепости, подавляющую часть населения которой составляли «военнослужащие и прочие служилые люди»[778], мы поймем, что описанный в донесении сценарий не то что возможен, а даже наиболее вероятен. Вспомним романовского солдата Парфенку Кокорева, который приучился брить бороду во время азовской службы, а потом не оставил своей новой привычки и тогда, когда вернулся в родной город (см. п. 19 в этой книге). Скорее всего, по такому или близкому, не приносящему казне никакого дохода сценарию проходила реализация указа о бородовой пошлине и в других городах, где степень психологической готовности населения к принятию брадобрития была достаточно высокой (см. п. 26 в этой книге).

Второй возможный ответ обнаруживается в доносе стольника Никиты Борисовича Пушкина, который в конце 1706 г. приехал в Белёв для сбора каких-то пошлинных денег и обнаружил, что там «всяких чинов люди платье, и шапки, и сапоги носят руские, и бород не бреют, и в грацких воротах целовалники стоят в руском же платье и в бородах, также и белёвской воевода ходит в руском платье, а нашие де, великого государя, казны ничего не збираетца»[779]. Когда Н. Б. Пушкин попытался вмешаться в ситуацию и опечатал торговые лавки, в которых продавалось запрещенное законом «русское платье», он встретил противодействие со стороны местных властей: один подьячий «те лавки <…> ночью распечатал» и купцам вернул их товар[780], а белёвский воевода потребовал у него предъявить указ Приказа земских дел, уполномочивающий его на такие действия. В ответ на это Пушкин 20 января 1707 г. и отправил свой донос в Приказ земских дел, в котором попросил прислать ему указ «о зборе с неуказного платья и з бород пошлин», пообещав, что «той де казны собрано будет многое число»[781].

Думается, вряд ли белёвский воевода А. А. Юшков не приложил каких-то усилий к тому, чтобы исполнить присланные из Москвы указы и инструкции (особенно после получения в июле 1705 г. строгого подтверждения Разрядного приказа). Но в дальнейшем в Белёве установилась некая конвенциональная ситуация: какие-то содержавшиеся в инструкции предписания были выполнены, у городских ворот даже стояли целовальники, но в то же время не была полностью исключена возможность для неисполнения указа, в том числе и для самих целовальников, которые к тому моменту, когда в город заезжал стольник Н. Б. Пушкин, свои бороды уже отрастили. Установлению такой ситуации способствовали, с одной стороны, имевшиеся в инструкции недоработки (действительно, в них же ничего не говорилось о том, с какой частотой мужчинам следовало ходить к цирюльнику), а с другой – личные особенности воеводы, который сам с удовольствием одевался в привычное русское платье, хотя бороду уже не носил.

Насколько белёвский легкий режим брадоношения (также не приносящий казне никаких доходов) был распространенным явлением? Отвечая на этот вопрос, заметим, что обеспечить постоянное исполнение всеми горожанами предписания о брадобритии было крайне сложно, а скорее даже невозможно. На это указывает уникальный и исключительно информативный комплекс дел о незаконном ношении обывателями разных городов бороды, разбиравшихся в Раскольнической конторе, к которому мы уже обращались. Эти документы хоть и поздние, но все же их данные, на мой взгляд, вполне можно использовать для того, чтобы понять, какими стратегиями «тихого сопротивления» пользовались посадские люди в начале XVIII в., от которого сохранилось так мало документов.

Ржевский купец Максим Поярков, уличенный в «хождении в бороде и неуказном платье», дал такое объяснение:

Имел он бритье бороды издавна и хождение в указном немецком платье. И по воли де Божией имелся немалое время в слеглой смертелной болезни, и в той де болезни уже борода у него, Пояркова, мало отросла. И как де от оной болезни свободу получил и шел на князь Федоровской стороне по площади для брития у себя бритвою бороды ко имеющемуся на Ржевском кружечном дворе салдату Александр Аверьянову, и тогда де на той площади встретилися с ним Ржевской воеводской канцелярии розсылщики, которые де взяли ево, Пояркова, и незнаемо за