Шрифт:
Закладка:
– И татарам продал? – От всего услышанного у меня голова шла кругом.
Батька довольно усмехался, покручивая вислый ус.
– Гарна дивчина, сынку, была твоя мать… – поблескивая глазами, вспоминал он. – Как можно такую красу татаровям отдать? «Нет, – загадал я, как только её увидел, – моя будет!» И не отдал вместе со всем полоном – к себе в хату привёл.
А однажды мать проговорилась:
– Когда завёл меня Евстафий в хату, я глаза подняла, а там – за столом, под иконой Пресвятой Богородицы, что в красном углу, тот самый черкас сидит, что тятеньку саблей надвое распластал… Оказался он отцом Евстафия – Иваном. Я как глянула на него, так и сомлела, пала наземь, себя не помня. А когда очухалась, Евстафию сказала: «Хочешь меня силой брать – бери! Только жить под одной крышей с убийцею моего родителя не стану. Принудишь, камень на шею привяжу да в ставок кинусь, что за хатой…» А батька твой хохочет: «Утопиться хочешь – топись! Тольки в том ставку и курица не потонет…» Но всё же, видать, слова мои ему в душу запали. Увёз меня Евстафий подальше от греха, на Полтавщину…
Там они прожили несколько лет, пока не взбунтовались казаки под началом того же полковника Остряницы, что водил их к Валуйкам. Восставшие избрали его своим гетманом. Остряница обратился к украинным людям с универсалом, в коем извещал, что выступает «для освобождения православного народа от ярма порабощения и мучительства тиранского ляховского и для очищения починённых обид, разорений и мучительных ругательств всему поспольству рода русского, по обеим сторонам Днепра мешкаючого»…
К войску Остряницы примкнул и мой батька (в ту пору ещё не батька) вместе со своим отцом Иваном.
Восстание было коротким, яростным и кровопролитным. Войска Остряницы поначалу действовали успешно, заняли Чигирин и Голтву, но вскоре потерпели поражение под Лубнами и на реке Слепород. В июле 1638 года поляки во главе с коронным гетманом Станиславом Потоцким и князем Иеремией Вишневецким окружили лагерь восставших под местечком Жовнином, недалеко от впадения речки Сулы в Днепр, и пошли на штурм. В жестокой сече им удалось прорвать казачью оборону и захватить все пушки…
– Твой дед Иван сгинул в той сече, погиб как герой, защищая наши пушки-гарматы… – рассказывал отец. – Изрубили его клятые ляхи на куски и подняли батькины останки на пики…
– А с другими что стало? – Я представил страшную картину смерти моего деда и невольно зажмурился.
– Тех, кого захватили в полон, отдали катам. Генерального обозного Сурмилу, полковников Недригайло, Боюна и Риндича колесовали… Полковников Гайдаревского, Бутриму, Запалея и обозных Кизима и Сучевского прокололи железными спицами насквозь. Десять сотников и есаулов полковых распяли, облили живицей и запалили, а хорунжих всех до единого истерзали стальными когтями и помирать бросили… Не пожалели и деток малых, что ползали у трупов родичей своих, всех пожгли на железных решётках, под коими угли пылали… Кто видел это зверство, рассказывали, что жуткий крик стоял на майдане, а клятые ляхи только гоготали и раздували огонь вениками… И нас бы, сынку, с матерью твоей лютая смерть ожидала, но гетман Остряница вовремя приказал остаткам войска переправиться через Сулу и увёл нас на московские земли.
Я бледнел – от страшного батькиного рассказа кровь застывала в моих жилах.
Мать, заметив это, молила:
– Окстись, Евстафий! Опять ты со своими жутями к дитю пристаёшь! Заснуть ведь после не сможет… Дождался бы, когда он хоть чуток в рост войдёт, а тогда уж страсти эти ему и рассказывал!
Сама она о переезде на Белгородчину вспоминала не иначе как с укором к черкасам:
– Привёл нас Остряница к Белагороду, который он же пять лет назад пытался взять огнём и мечом… И как совести у него, сивоусого, хватило туда заявиться? Да, видать, с совестью-то он и не знался никогда… Стал бить челом тому же воеводе, что некогда оборону от его приступа держал. «Дескать, прости великодушно, воевода, дай нам приют, защити от поляков!» Ну, русские-то люди зла не помнят! Воевода не стал Остряницу попрекать. Пожалел Христа ради если не его с черкасами, так жён да детишек казацких. Определил всем место для поселения близ Муравской сакмы. Там, где старая крепость Чугуев стояла. Крепость эта давно уже была разрушена татарами, остались только земляные валы. Там вот мы и стали обустраиваться. Чтобы впредь земли русские от басурман оборонять, возвели новый дубовый острог с восемью башнями и каждой из них своё имя дали. Неподалёку от Средней Брясловской башни твой отец нашу хату построил… В ней ты и родился три года спустя…
В чугуевской хате под звуки отцовских и материнских песен, слушая их затейливые побывальщины о кровавых и неспокойных временах, предшествовавших моему появлению на Божий свет, я рос, набирался ума, исподволь осознавая себя сыном одного большого, но каким-то злым роком разделённого на две части народа…
3
В Чугуеве наша семья прожила несколько лет, а затем вернулась на Полтавщину. Случилось это вскоре после мятежа, поднятого казаками-переселенцами против Остряницы. Для гетмана всё закончилось трагически. Боясь наказания от русского воеводы, казаки и покинули обжитой Чугуев.
По возвращении на украинные земли поселились мои родители на хуторе близ села Кобеляки, входившего во владения польского магната Юрия Немирича.
Мой батька был зачислен в реестр Войска Запорожского, но уже не сотником, а обычным казаком чигиринского полка. Да и это благодаря великому старанию и покровительству давнего его сотоварища Зиновия-Богдана Хмельницкого, некогда генерального писаря, а ныне – чигиринского сотника.
Дружба с Хмельницкими у моего рода давняя. Мой дед Иван знался ещё с отцом Богдана – чигиринским подстаростой Михаилом Лавриновичем Хмельницким. Дед Иван приходился Богдану крёстным отцом. Вместе с обоими Хмельницкими он сражался под Цецорой, где старший Хмельницкий был убит, а младший попал к туркам в плен. По возвращении Богдана из Туретчины теперь уже мой батька участвовал вместе с ним в нескольких морских походах к берегам Анатолии, плечом к плечу сражался с московитами под Смоленском. Именно там Богдан Хмельницкий отличился – не позволил стрельцам захватить короля Владислава в плен и за это получил из его рук награду –
