огромного таланта его диалога. И потом, заканчивать пьесу сценой с женщиной, идущей на эшафот, плохо, потому что на самом деле низкая публика наверняка пошла бы на место казни – и перед этой сценой все твои лучшие драматические моменты – ничто, и теряются перед мыслью, окутывающей мелочный мозг толпы: «Вот, вот… топор, который отделит голову от тела…как будет течь кровь, как это будет выглядеть». И т. д., и т. д… Для зрителей такого жанра занавес опускается как раз в тот момент, когда начинается самое интересное, и они выходят недовольными. У итальянцев не так много… это правда – но у них еще меньше вкуса – вот что их убивает. В ваших писателях и в итальянском народе слишком мало расы.

Господа были богатыми купцами. У рыцарей было меньше сил, чем у священников. Вкус покупали, копировали, заказывали и привозили иностранцы. Гондольер был слишком большим господином, а господин – слишком большим гондольером. Люди жили бедно всё время и роскошествовали только по праздникам.

Утонченная женщина не могла развиваться, а без утонченной женщины – какой вкус можно создать? Ментенон, Рекамье и целый легион других – Вольтеры как мужчины, Людовики XIV как короли – вот создания той определенной утонченности ума, языка и даже чувств, которые мы находим в героях и героинях «Комеди Франсез». В Италии герои Ферравиллы, Галлины[446]и даже Гольдони блистают всем, но уж точно не изяществом.

Я не знаю более утонченной пьесы, чем «Мандрагора»[447]. Если сравнивать грубо, я бы сказал, что, вероятно, «Графиня де Шаллан» как тип – не такая прекрасная… как Маргарита Готье, если хочешь. В этом сила французов – и именно этой тонкостью, возможно, глупой, ложной, преувеличенной, они владеют умами масс, ибо эти умы столь же глупы, ложны и преувеличены, но все массы подчиняются универсальному закону: стремятся стать тоньше. Вкус — это всего лишь штурвал, который направляет разум в его стремлении к изысканному – и вкус хорош, когда его руководящий принцип – устранять лишнее и подчиняться законам природы. Только тогда человек прогрессирует в «причинах бытия» – а не в неясности или пустоте. Я уверен, что пьеса Джак[озы]… полна лишнего. Ты говоришь: «Есть идеи, идеи, идеи, но нет великой – твердой, непоколебимой – абсолютной линии красоты: именно абсолют в искусстве имеет единственный смысл существования…»

Нет абсолюта, Леонор, ни в искусстве, нигде. Всё относительно, но это заведет нас слишком далеко… на сегодня хватит об этом, потому что мне еще нужно с тобой поговорить.

Так что нет смысла тратить свои силы и деньги на небезопасные вещи в качестве премьеры. […]

Твой муж.

Скажи мне одну вещь. Есть ли какой-нибудь способ с твоей стороны добиться разрыва отношений? Годы разлуки, дочь, о которой он не заботился и т. д. и т. д… этого ведь достаточно, чтобы потребовать разрыва?

Или же всего этого недостаточно, и его нужно купить или купить хотя бы его согласие.

В первом случае я больше ничего не спрашиваю – всё сказано, это дело адвоката. Я только не понимаю, почему мы теряем всё это время. Это непростительно – если это выполнимо, а мы этого не делаем. Во втором случае – может быть только две возможности. Он будет довольствоваться малым – или слишком большим. Если он довольствуется малым – всё кончено, basta.

Но если его условия велики, что ты будешь делать? Откажись. Да, категорически откажись. Любой ценой – даже с риском того, что придется прятать от него каждый пенни, даже с риском не заработать ни цента – если он всё еще сможет их взять.

Именно этот момент тебе абсолютно необходимо прояснить.

Ты должна знать, какой практический способ может использовать муж, чтобы получать деньги, которые зарабатывает его жена.

Может ли он, например, контролировать заработки, может ли он войти к тебе в комнату и взломать замки. Может ли он повсюду следовать за тобой и поручить полиции преследовать тебя, или же он может сделать всё это только после того, как подаст иск, в котором докажет, что ты спрятала или что ты прячешь те или иные деньги, на которые у него есть права.

Имеет ли он, например, право забрать у тебя деньги, если ты докажешь, что у тебя есть долги, которые нужно оплатить?

Если он не имеет на это права, то, по-моему, всё просто.

Ты можешь написать расписку кому-нибудь очень надежному, например, своему другу Гуальдо, или Дрексель, или княгине Волконской, что ты должна им юо или 200 тысяч франков… Все, что я тебе говорю, может быть глупо – я не знаю ваших законов…

Еще одна вещь, которая в любом случае кажется мне очень серьезной: всегда забирать деньги у Буффи и пересылать их кому захочешь. […] Идешь к крупному банкиру, просишь выписать тебе чек на указанную сумму на имя Гуальдо, графа Дрекселя или княгини Волконской. Берешь этот чек, вкладываешь его в письмо и отправляешь заказным письмом куда хочешь, написав в письме примерно следующее:

«Прилагаю Вам чек на сумму… франков. Прошу Вас вывести деньги из банка» (здесь ты должна указать название банка, который будет указан на чеке, в зависимости от того, куда ты хочешь отправить. Банкир скажет тебе, с каким банком он связан. В Петербурге, например, это «Credit Lyonnais», в Мюнхене, возможно, другой. […]

На твоем месте я бы постоянно снимал средства. Каждую неделю – хотя бы по две, три, пять тысяч франков, без разницы – за несколько раз отправить их Дрексель, Оппенгейм, Волконской, Гуальдо, как бы то ни было, тебе не нужно больше пятнадцати минут, чтобы сделать это. Напиши письмо заранее, положи его в конверт, затем поезжай к банкиру на машине – возьми чек, сядь в машину, поезжай на почту и отправь заказное письмо. […]

Можно даже выписать чек, например, на Берлинский банк, и ты отправишь этот чек в Мюнхен для Дрекселя, и он получит свои деньги так же, как и там, в Берлине. Расскажи об этом только Гуальдо. Я надеюсь, что он немного разбирается в делах. Так что в любом случае прятать, прятать деньги.

Доблестно трудиться, не расходуя ни силы, ни средства… и, наконец, немного любить своего бедного друга, который не хочет жаловаться и который остается здесь десять дней без движения или вернется через десять дней только для того, чтобы навестить свой дом в Венеции. […]

Моя семья вернется через шесть дней. Не пиши слишком часто или, по крайней мере, не посылай письма чаще, чем раз в два дня – особенно если письма заказные. Даже, может быть, лучше писать только в ответ на мои письма,