Марина в этом доме. Мне кажется, именно поэтому она старалась не мозолить Марине глаза без особой нужды. Завтракали, обедали и ужинали мы вчетвером, а потом Антоша уходила к себе и читала. Читает она много и с удовольствием. Это хорошо. Иногда они с Иванкой одевались и уходили на берег Уссури. Сидели там и разговаривали. Иванке она нравится, да и Антоша к ней тянется, хотя по возрасту немного старше её. Иногда и я присоединялся к ним. Катал их на лодке по Уссури.

Сегодня после обеда сидели мы с Иванкой в каминной за столом и рубились в шашки. Марина сначала расположилась в кресле у горящего камина, почитала газеты, но ей быстро надоело, и она присоединилась к нам. Вот тут-то она и попросила меня рассказать ей в подробностях происшествия того дня.

Потом заинтересовалась памятным столбом, который принц установил во дворе районной милиции, и попросила показать его. Прочитав надпись на бронзовой доске, которую сочинила её младшая дочь, она смешливо фыркнула, но никак не прокомментировала. Некоторое время рассеянно наблюдала за работой землекопов, которые уже неделю пытаются докопаться до основания столба. Краном его выдернуть они уже попробовали. Как и было предсказано, ничего у них не вышло. За малым кран не уронили. Гвоздь нужно выдёргивать за шляпку, как написано в инструкциях по выдёргиванию гвоздей, а не наоборот. Потом она зевнула в кулачок и сказала:

— А насчёт розыскных бюллетеней не беспокойся, Малыш. Я уже придумала, как от них избавиться. Давай-ка мы вот как поступим. — И начала рассказывать. Говорила она недолго — не больше десяти минут, — а закончила так:

— Война есть война. А на войне все средства хороши. Пусть благодарят, что мы им кровь не пускаем. Так что прямо завтра и начнём. Первым пунктом программы у нас с тобой станет встреча с новым генсеком. Помнится, весной, ещё будучи Председателем КГБ, он вёл себя довольно разумно. По крайней мере смотрел на ситуацию трезво и никаких резких движений по отношению к нам не предпринимал. Попробуем начать с него, а там посмотрим. Средств убеждения у нас достаточно, и мы с тобой даже сотую часть из них не задействовали.

***

Старший референт генерального секретаря ЦК КПСС Елена Петровна Рыжкова подняла трубку городского телефона и сухо сказала в неё:

— Слушаю вас!

— ... выгони его на улицу! — донёсся из трубки сердитый женский голос. — Он опять мне на чулке затяжку сделал! Стрелка теперь побежит! Дай ему по заднице!

После этого голос приблизился и стал громче.

— Здравствуйте! Елена Петровна? — Голос звучал отрывисто и сердито.

— Да, это я. Представьтесь, пожалуйста.

— С вами говорит Колокольцева Марина Михайловна.

Память у Елены Петровны всегда была хорошей. Один раз услышав имя человека, она его уже не забывала. Вокруг Колокольцевой и её подопечного весной и летом было очень много разговоров. Причём разговоров очень нехороших. Она насторожилась.

— Я вас помню, Марина Михайловна.

— Очень хорошо. Меньше объяснять придётся.

— Какие-то проблемы?

— Да, проблемы. И мне очень хочется переложить их на вас и на вашего патрона. Но для начала я хотела бы встретиться с ним и поговорить. Можете устроить нам встречу?

— Да, я доложу. Вы в Москве?

— Нет, но это неважно. В любой момент я могу появиться у вас.

— Понятно. Могу я вкратце узнать суть проблемы? Буквально в двух словах?

— Можете. На меня и на моего подопечного были заведены какие-то уголовные дела. Это случилось ещё в конце апреля — начале мая прошлого года. Ну это ладно. С этим мы могли бы и дальше жить, но, кроме возбуждения уголовных дел, распоряжением тогдашнего министра внутренних дел мы были объявлены во всесоюзный розыск. Именно это и будет предметом разговора.

— Это всё?

— Почти. Можете ещё передать ему моё предупреждение. Это на тот случай, если он откажется встречаться. Так вот, если в течение последующих семи суток розыск не будет прекращён, — то есть хотя бы на одном из стендов «Их разыскивает милиция» в любом населённом пункте Советского Союза останутся висеть розыскные бюллетени на нас двоих, — то на восьмой день в слуховом центре его персонального головного мозга заиграет классическая музыка. И будет играть как днём, так и ночью. Чтобы ему спалось крепче. А если ситуация не изменится и после этого, то на одиннадцатый день музыка станет в два раза громче. Предупредите его, что с этого момента он потеряет возможность с кем-либо общаться. В том числе и с вами. Разве что письменно. Кроме этой музыки он ничего слышать не будет. То есть фактически ему придётся подавать в отставку, потому что нормально исполнять свои обязанности он больше не сможет. И ещё передайте, что врачи ему не помогут. Даже самые лучшие. Только морфий в больших дозах.

— Понятно... — протянула Елена Петровна. — Хорошо, передам. Как я могу с вами связаться?

— По телефону. Записывайте!

Записав номер телефона в блокнот, Елена Петровна спросила:

— Это ваш Иркутский номер?

— Да, это наш домашний телефон. Но предупредите вашего патрона, что искать нас в том доме бесполезно. Нас там не будет. Но на телефонный звонок я отвечу.

— Как это? — удивилась Елена Петровна.

— Неважно. Важно то, что на звонок я отвечу. И ещё одно ему передайте.

— Да, слушаю...

— У вас там где-то бывший первый секретарь Ставропольского обкома партии по кабинетам бегает. Не помню фамилию.

— Горбенко Михаил Сергеевич, — подсказала Елена Петровна.

— Да, наверно... Так вот, завтра с утра он на три месяца сядет в тюрьму. Не теряйте его, в общем. И в розыск можете не подавать. Ровно через три месяца он вернётся.

— Поняла. А можно вопрос?

— Спрашивайте.

— В какую тюрьму? Почему? За что?

— Между прочим, это целых три вопроса, а не один, — сварливо ответила её собеседница.

— Его жена наверняка будет спрашивать. И Юрий Владимирович тоже. Сами понимаете, такие люди так просто не пропадают.

Марина Михайловна вздохнула.

— Ладно, отвечу. Этот ваш Горбенко выступил инициатором кампании по нашей дискредитации, вылившейся в возбуждение уголовных дел по надуманным поводам. Это произошло на заседании Политбюро в апреле прошлого года. Юрий Владимирович на нём присутствовал, так что должен быть в курсе. Именно за эту инициативу Горбенко и будет наказан. Я такого хамства не прощаю. Сядет в мою частную