японская культура и положение Германии, как одной из самых дружественных Японии стран, к тому располагали. «Мои самые приятные воспоминания о Токио, – утверждал позже экс-посол, – связаны с часами, а иногда и днями, проведенными за изучением или коллекционированием произведений восточноазиатского искусства»[330]. Политикой же должен бы заняться кто-нибудь другой.

Еще одним ветераном войны, побывавшим даже во вражеском плену, был только что назначенный на должность военно-морского атташе и прибывший весной 1934 года в Токио капитан Пауль Веннекер (Венекер)[331]. Военный моряк нашел в лице Зорге (тот называл Веннекера «Паульхеном») самого преданного друга, и Рихард отвечал ему взаимностью: «Это был человек военный, благородный, с характером. Однако вопросы политики были совершенно выше его понимания, и потому я мог быть ему кое в чем полезным. Веннекер, подобно мне, был холостяком, и мы вместе посещали такие места, как Атами (курорт на горячих источниках недалеко от Токио, славившийся в том числе некоторой неформальностью отдыха. – А. К.), и стали добрыми компаньонами»[332].

Наконец, пятым героем этой истории стал также появившийся в Токио в 1934 году корреспондент главной нацистской газеты «Фёлькишер беобахтер» («Völkischer Beobachter») молодой князь Альбрехт фон Урах. Он не служил в армии, будучи 1903 года рождения, но оказался с легкостью причислен друзьями к их фронтовому братству потому, что по удивительному стечению обстоятельств его отец, провозглашенный, но не ставший литовским королем, в войну успел побывать командиром и Отта, и Зорге. Фон Ураху, как и фон Дирксену, Отту, Веннекеру и некоторым другим, позарез нужна была помощь соотечественника, который бы разбирался в японских проблемах лучше их, кто уже стал профессионалом в дальневосточных делах и мог дать им совет, консультацию такого уровня и с таким тактом, что каждый из них не побоялся бы и не постеснялся отправить полученную информацию в Берлин за собственной подписью. И они нашли Зорге.

Каждый, кто возьмется сегодня писать статью, книгу или снимать фильм о Рихарде Зорге, представляя его неуравновешенным авантюристом, бабником и алкоголиком, должен задать себе простой вопрос: как могло случиться, что этот человек вызвал такое доверие и расположение к себе опытнейшего дипломата, двух профессиональных разведчиков и многих других людей, что они, даже видя какие-то его недостатки, с легкостью их прощали, обращая внимание лишь на его совершенно очевидные для них достоинства? Как он, если был бы лишь искателем приключений, зацикленным на выпивке и женщинах, восемь лет смог вести такой образ жизни, что даже в 1951 году его старый друг Ойген Отт, деливший с ним не только жену, но и тайны рейха, продолжал недоумевать: «Дело Зорге просто ошеломило меня. В течение всех этих лет я ни секунды в нем не сомневался… Как бы там ни было, я по сей день не могу понять, как у него хватило сил на эту игру»[333].

Отчасти ответ на этот вопрос дал сам доктор Зорге в своих «Тюремных записках». Ответ несложный, куда труднее было реализовать его на практике. Зорге поставил себе задачу стать профессионалом в исследовании Японии, незаменимым для важнейших сотрудников германского посольства в Токио, и очень быстро с этой задачей справился, не останавливаясь, впрочем, на достигнутом: «Такая работа, разумеется, требовала непрерывного и исчерпывающего анализа и изучения японских проблем. Если бы я проявил неспособность оценивать возникавшие проблемы и принимал ошибочные решения, я, вероятно, стал бы посмешищем в глазах моих японских сотрудников. Если бы считалось, что я не обладаю аналитическими способностями и обширными знаниями, то я, пожалуй, никогда не смог бы занять столь прочное положение, какое было у меня в германском посольстве.

Вот почему я с первого же шага по прибытии в Японию стал энергично развивать последовательное изучение ее проблем…»

Зорге писал, что знания, которые он получил благодаря упорному самостоятельному изучению Японии, не уступали тому, что мог бы дать ему немецкий университет, но признал, что у его самообразования был весьма существенный пробел: плохой японский язык, который тоже пришлось осваивать на ходу. Со временем Зорге научился бегло говорить по-японски, пусть и не слишком хорошо, но он понимал своих собеседников, а они его, но вот иероглифика так и осталась за пределами его самообучения. Впрочем, на первых порах ему это и не требовалось, особенно в германском посольстве.

Зорге были хорошо знакомы законы экономики, политики и мировая история. За три года жизни в Китае он приобрел обширные и довольно глубокие знания об этой стране. Так как Япония уже тогда виделась лидером Дальнего Востока, то уже в Китае наш герой принялся и за ее изучение, даже написав о Японии несколько работ. При этом все свои исследования он проводил, не афишируя, но основывая их на марксистской теории развития государства, тестируя их на ней, что придавало его работам дополнительные актуальность и оригинальность.

В то же время он прекрасно понимал, что изучение современности возможно только при прочных основательных знаниях истории Японии, начиная с ее древнейших времен. Много позже он рассказывал следователю: «Во время моего ареста у меня дома было от 800 до 1000 книг, что, похоже, явилось источником значительного раздражения для полиции. Большая часть этих книг была посвящена Японии. Создавая свою библиотеку, я собирал все издания японских книг на иностранных языках, которые мог достать; лучшие книги, написанные иностранцами о Японии, и лучшие переводы основных японских художественных произведений. Например, у меня были английский перевод “Ниппон сёки” (книга, высоко ценимая коллекционерами), английский перевод “Кодзики”, немецкий – “Манъёсю”, английский – “Хэйки моногатари”, перевод выдающегося, с мировой славой произведения “Минамото-симоногатари” и др. Я с большим усердием занимался японской древней историей (к которой даже сейчас я испытываю интерес), древней политической историей, а также древней социальной и экономической историей. Я скрупулезно изучал эпохи императрицы Дзингу, Вако и Хидэёси, довольно многое написанное мной основано на материалах истории экспансии Японии с древних времен. В моих исследованиях очень пригодились многочисленные прекрасные переводы по древней японской экономике и политике».

Накладывая полученную информацию на матрицу знаний о всеобщей мировой истории и проверяя марксистскую теорию на практике, Зорге мог делать далекоидущие выводы о путях развития Японии. Он тщательно изучал развитие в Японии сельского хозяйства и старался узнать что-то о ее, покрытой завесой секретности, тяжелой промышленности. В этом ему помогали знакомые японцы, прежде всего Одзаки и Мияги, переводившие и разъяснявшие наиболее интересные открытые публикации из периодической печати и полученные из библиотек. Книги и журналы библиотеки германского посольства в Токио, личной библиотеки посла и библиотеки Восточно-Азиатского общества в Токио, располагающих обширной научной литературой, также были в полном распоряжении Зорге и активно им использовались в работе.

Кроме того, как настоящий исследователь, Зорге много трудился «в поле»: «…Мои собственные многочисленные поездки, возможно,