сказал он.

Я подняла спортивную сумку и толкнула его в грудь.

– Как только закончится судебная тяжба, мы разведемся.

На этот раз я не стала оглядываться назад.

Я превозмогала боль.

Онемевшая, гордая и лишь наполовину живая.

Я наконец узнала, каково это, когда твое сердце разбито.

И поняла – наконец-то, – что Пакстон не сделал даже трещины в моем.

Я вернулась в свою квартиру, бросилась в душ и проглотила несколько сухих рисовых хлебцев. Моя импровизированная версия ужина.

Я даже не разобрала сумку, которую привезла из дома Киллиана. Просто рухнула на диван в гостиной и стала листать каналы, борясь с головной болью.

Во всех местных новостях упоминали один и тот же сюжет о том, что Киллиан и Эндрю столкнутся лбами в суде, который должен состояться в ближайшее время. Ведущий новостей переключился на видео с нефтяной вышкой в Арктике, уродливой черной штуковиной, бросающейся в глаза посреди бесконечной синевы. Вокруг нее, словно битое стекло, были разбросаны осколки льда. У меня сердце кровью обливалось от того, что этот уголок природы пал жертвой жестокости Киллиана.

И я тоже, Арктика.

Я взяла телефон и набрала сообщение мужу.

Я:

Останови бурение в Арктике.

Я:

Ты так сильно хочешь наследников, но задумывался ли хоть раз о том, какой мир ты им оставишь?

Ответ пришел незамедлительно.

Киллиан:

Да. Такой, в котором они будут неприлично богаты.

Я:

Богатство делает тебя счастливым?

Киллиан:

Счастье – это чувство, а стало быть…

Я:

Ты не испытываешь чувств. Ясно. Что Эндрю с тобой сделал?

Киллиан:

Создал меня.

Я:

А что ты собираешься сделать с ним?

Киллиан:

Уничтожить.

Раздался звонок в дверь, чуть не заставив меня подпрыгнуть от неожиданности.

Киллу было несвойственно приходить без приглашения. Но я знала: вероятность, что это кто-то другой, равнялась нулю. Мои родители не знали, что я живу в этой квартире, а не в доме мужа, Эммабелль работала по ночам, Сейлор наверняка тайком сбежала на стрельбище (и в итоге ее отыскал беспокойный муж), а Эшлинг в последнее время очень редко отрывалась от книг по медицине.

Неловко скатившись с дивана, я побрела к двери.

– И тебе еще хватает наглости заявляться сюда после такого разговора. – Я открыла дверь, готовая высказать мужу все, что о нем думаю.

Мое сердце ухнуло вниз, едва я увидела, кто за ней стоял.

Пакстон.

Киллиан

То, что я отозвал частных детективов Сэма, не означало, что я избавился от нездоровой одержимости своей женой.

Нет. Это было бы нормальным, адекватным поступком.

А они, черт возьми, не в моем стиле.

В свою защиту скажу, что я настроил телефон так, чтобы на него приходили уведомления каждый раз, когда открывалась входная дверь ее квартиры, не потому, что подозревал жену в измене, а потому как хотел убедиться, что она благополучно вернулась домой.

Почему меня до сих пор беспокоило ее благополучие, мне не понять.

Набравшиеся против нее улики уже сами по себе должны были заставить меня бросить ее, как микрофон в конце вечера рэперов-дилетантов.

Персефона каждый день работала на моего заклятого врага.

Навещала бабушку Пакстона.

Да что вообще заставило меня поверить, что она будет верна?

Ничего. Ответ на этот вопрос – ничего. И пока я наблюдал в приложении Next Door, как светловолосый широкоплечий мужчина переминается с ноги на ногу у нее на пороге, склонив голову и постукивая пальцами по бедру в ожидании, когда она откроет дверь, я осознал, что меня провели.

Осмеяли и унизили.

Предали жесточайшим образом.

Сэм предупреждал, что он остался нерешенной проблемой, а я не послушал.

И теперь он здесь собственной персоной.

Пакстон Вейтч.

Девятнадцатая

Персефона

– Какого хрена ты здесь делаешь?

Ругательства были почетными гостями в моем лексиконе. Я редко их употребляла, но почувствовала необходимость высказать их по такому особенному случаю. Мое тело сотрясала такая сильная дрожь, что мне пришлось схватиться за дверную ручку, чтобы не упасть.

Предо мной стоял мой бывший муж, который выглядел чрезвычайно здоровым для человека, что весь прошлый год провел в бегах. Загорелый, мускулистый и, насколько я могла судить, сохранивший все зубы. Его светлые кудри игриво разметались вокруг головы, а проникновенный взгляд был прикован ко мне.

– Детка. – Он изогнул губы в легкой улыбке и вздохнул. – Черт, ты так же прекрасна, как я помню. Ни хрена себе, Перси. Ну ты даешь!

Он взял мои ладони и, смеясь, поднес их к губам. Его искрящиеся глаза застилали слезы. Я была слишком сильно потрясена, чтобы оттолкнуть его прочь.

Пакстон здесь.

Собственной персоной.

После сотен неотвеченных звонков, сообщений и бессонных ночей.

В голове роились вопросы. Где он скрывался? Когда вернулся? Как сумел пробраться в мой дом? У входа дежурил консьерж.

Но больше всего я хотела знать почему. Почему он бросил меня разбираться с его проблемами?

А если я так мало для него значила, то зачем ему возвращаться и заявляться ко мне на порог?

Он по-прежнему держал меня за руки, обжигая их своим предательством. Я вырвалась из размышлений и оттолкнула его прочь.

– Повторю вопрос. – Я сделала шаг назад. – Что ты здесь делаешь, Пакстон? И как ты узнал, где я живу?

– Заскочил к бабуле Грете в дом престарелых. У них там записано твое имя и адрес на экстренный случай.

– Верно, потому что ты, ее единственный живой родственник, пропал без вести.

– Знаю. – Его голос сорвался. – Я здесь, чтобы искупить свою вину. Позволишь? Пожалуйста?

Он наспех чмокнул меня в щеку и протиснулся в мою квартиру без приглашения.

Я закрыла дверь, зная, что через долю секунды от моих криков сорвет крышу дома, и не желая, чтобы меня выселили или Киллиан попал в сомнительные заголовки.

– Назови мне хотя бы одну вескую причину не сообщать Бирну и Камински о том, что ты вернулся в город. – Я скрестила руки на груди.

Пакстон устроил себе экскурсию по гостиной и стал, присвистывая, любоваться дорогим интерьером, изысканной кухней и столешницами из кварца. Он рассматривал светильники, вытянув шею и водя рукой по произведению искусства высотой до потолка, которое стоило дороже квартиры, что мы с ним снимали, пока были женаты.

– Ух ты. Ладненько. Хорошая квартирка.

Увидев, что я по-прежнему стою