сомневался в победе на смотре, но все немного волновались, потому что просто устали. Правда впереди была надёжная пара дней на спевки, репетиции в незнакомом зале и только потом, наконец, последний аккорд — смотр через два дня.

Разместились в гостинице. Вместе с «пыталовцами» на этаже разместились ещё несколько коллективов из дальних районов, этаж по вечерам шумел. Несмотря на объявленный сухой закон, из-за дверей неслись весёлые разговоры, песни, взрывы смеха, а кое-где и перебранки.

Ольга Павловна крепко держала руку на пульсе такого знакового события. Никакие срывы и небрежности при ней были невозможны. Все руководители городских и районных отделов культуры всей области и руководители некоторых коллективов собрались вместе на одном этаже в этой гостинице на окраине большого промышленного района рядом с дворцом культуры металлургов, где и был назначен областной смотр хоров и коллективов художественной самодеятельности со всей области. Этот грандиозный дворец был вполне сопоставим с Оперным Театром.

На эти два дня и Ольга Павловна решила поселиться здесь же, так сказать, среди масс, чтобы изнутри чувствовать все нюансы и строить планы на дальнейшее в своей работе. Среди «масс» начальникам надо бывать и желательно как можно ближе, чтобы пульс событий не выпускать из-под своего влияния.

В одиннадцать часов ночи в гостинице был объявлен час тишины и отбой. Ларик разместился вместе с мужиками в одном из самых больших общаковских номеров гостиницы с расставленными там дополнительными раскладушками. В тесноте, но все вместе. Но в половине одиннадцатого его вызвали на совещание к Синицыной. Пришлось Ларику опять вставать с кровати, на которой он только что удобно устроился, чтобы съесть бутырики на тарелке, поданной ему расторопным хозяйственным Ваняткой. Пришлось оставить это приятное намерение, надеть костюм и галстук и подняться на два этажа выше. Там были номера повышенной комфортности, с душем и туалетом прямо в номере.

Ольга Павловна была одна, сидела в кресле у столика и смотрела ночные новости по телевизору.

— Вызывали, Ольга Павловна?

— Приглашала.

— Ну да. Приглашали?

— Садись, Ларик. Как настроение? Не страшно?

— Нет. Скорее бы уже. Устали мужики. Жены дома скандалят.

— Их что, не трогает, какое место займут их мужья?

— Их больше трогает, чтобы земля под картошку вовремя вспахана была. Песнями в деревне не наешься.

— Но разве вы не получаете сейчас очень приличные премии за своё искусство? Я наверняка знаю, что получаете.

— Получаем. Но дело же не только в этом. Землю всё равно надо пахать, и садить надо, как без этого в деревне? И вообще…

— А в чём ещё дело? Что-то на вас никак не угодишь, я смотрю.

— Да почему не угодишь? Хорошо всё. Только несерьёзно это всё. Вы же понимаете. Держимся на запале, а он не вечный. Хотя… для наших Берлушей эффект очевидный.

— Ты о чём? — подозрительно спросила Ольга, стараясь погасить возникшее раздражение: «Вечно эти людишки от земли чем-то недовольны. И этот туда же… «не нае-е-е-ешься…» — психанула она про себя.

— Я? Я о том, что то, что мы сумели сделать, ну и ещё, конечно, немного улучшим и расширим, в принципе никому не нужно по большому счёту. Но свадьбы и похороны, и проводы в армию теперь будут сопровождаться высокохудожественным пением. Я шучу, конечно. Но что-то такое в этом есть. Спасибо за помощь, Ольга Павловна, благодаря Вам я свою планку понял, — Ларик держался в этот раз не как всегда. Исчезла его пацанья суетливость и тревожность, и желание угодить тем, от кого зависела судьба его хора, которые раньше видны были невооруженным глазом.

— А что случилось, Илларион Николаевич? Мне казалось, что раньше вы были более… оптимистичны, что ли?

— Оптимистичен? Ну, может быть. Я же говорю, на запале к новому делу едем пока.

— И что дальше?

— Дальше? Ничего. Так и будем петь. Только на смотры эти всякие вряд ли ещё потянет. Наездились, навыступались. Впереди посевная, лето. Заготовить надо всё успеть, дрова, сено, никто за нас это делать не будет. Нормально всё. Спасибо.

— Как?! Вы собираетесь всё это бросить?!!

— Ну почему бросить-то? Нет, теперь не бросим, но только петь для важных городских тузов больше, думаю, не будем. Так казаки постановили.

— Какие к черту казаки?! Вы просто ряженые. Ряженые… И не более. Что вы там вообразили себе? Вот всегда так. Я так и думала! Дай за палец подержаться — вы и руку откусите. Казаки они! — Ольга Павловна рубанув раздраженно рукой воздух отошла к окну, чтобы скрыть злость и ярость на лице. Потом несколько успокоившись и не получив от Ларика никакого ответа, неуверенно продолжила: «Но ведь всем хорошо приплачивали за эти выступления? У меня очередь на вас на год вперёд расписана».

— Как это? На год вперёд? И нас не спросили? Как крепостных, вот так просто?!

— Нет, Ларик, подожди. Это я просто так выразилась… нет никакой очереди (Ольга неловко и не очень умело врала), это всё только теоретически. Интерес к вам огромный. И серьёзный. Ты понимаешь, вы — новое слово в фольклорной культуре, вы, как эти… ну как их, ну из Москвы…,

— Покровский и Щуров?

— Да. Да, они самые.

— Вы знаете, Ольга Павловна, вы случайно ж*пу с пальцем случайно спутали, — Ларик намеренно был груб и жёсток.

— ?!

— Там Москва, Ольга Павловна. Понимаете? Москва! Там шестидесятники всю воду перебаламутили, эмоционально всех растормошили. Теперь эти ребята из Гнесинки и Покровский ловят рыбу в поднятой мути. А у нас тут всё тихо. Нет тут никаких шустрых талантливых шестидесятников. Тут работящие и серые семидесятники в основном. И город с огромными дымными трубами, а не с высотками сталинской застройки. Я всё понимаю, другое время пришло, и даже, вроде, время других возможностей. Но нас дальше дач обкомовских, что в высоком бору, никто никуда не пустит. За высокие места под небом искусства надо уметь пробиваться не только в честном бою на ринге, но и под коврами ползать уметь. Я — не умею. Или иметь счастье большой удачи. Да и здесь мы только ради, сами знаете, каких песен. Вы не волнуйтесь. Мы хорошо споём. Хорошо. Это же не душой выкладываться, а только голосом? Выложимся.

— А я не волнуюсь, зачем только надо было такую бучу поднимать: клуб, сиденья, шторы, занавес?!! Если к этому не относится, как к самому важному делу?

— Ну, так это-то обязательно должно быть в каждом нормальном клубе? Не свиней же в них держат? Людям праздники устраивают. Люди, наломавшись на работе, приходят туда душой отдохнуть. Разве нет? Леон говорил, что всё это получилось