Шрифт:
Закладка:
Амфибрахий выглядит оскорблённым в своих лучших чувствах.
— Вообще-то Алгар сказал, что вы, господин Гроски, мастер маскировки. А поскольку у нас примерно один возраст и схожая комплекция…
Пухлик разом приобретает весёленький вид. Будто хлебнул из фляжки. Полфляжки.
— Всё пройдёт прекрасно, Лайл, дружище, — уверяет Лортен. — Виллем не показывался в свете сотню лет, так что в лицо его там никто и не знает. Виллем одолжит тебе фрак, самую малость пудры для томного вида, а? И я буду с тобой, не отстану ни на шаг, разумеется — кому-то же надо будет объяснять тебе, кто есть кто в этом дивном мире. Вперёд! В царство вдохновлённых строф, развёрнутых метафор, пьянящих песен — поверь, это совсем не то, что та грубая история с пьющим яприлем…
Пухлику резко хочется выпить с яприлем. И забыться. Но Бабника не остановить.
— Ах да, да, и Виллем принёс свою книгу — там же придётся читать. Всего одно стихотворение, а? Любое из выборки, ха? Не грусти, дружище — будет прекрасный вечер, «Сила искусства», ты сам понимаешь. Как говорил Айно Струнный — «Нет выше, сильнее, быстрее, чем слова напевного дар!» Девятеро, это настоящий подарок — после этого питомника с воплями зверей по весне. Светская жизнь… Виллем, что мы забыли? Ах да, наши «искры», ведь мы отправимся туда не вдвоём?
Я пытаюсь вылезти из-под Морвила и убраться, пока никто не помянул родовое древо Драккантов. Но на меня не глядят. Лортен во всю глотку рассуждает, где бы взять достойное его вдохновение. Пухлик трёт подбородок.
— Думаю, Аманда не откажется…
— Аманда, дружище? Ох, нет — Виллем же говорил, верно, Виллем? «Искра» может быть кем угодно — но не нойя, в поместье Гюйтов с этим очень строго. Это из-за болезни и смерти той самой Морио, верно?
Амфибрахий кивает, пожёвывая губами.
— Ходят слухи, что призрак, который якобы подсказывает Ирлену Гюйту стихи, ревнует к иным нойя и в их присутствии просто молчит.
— А-а-а-а, черти водные, как не ко времени, — Пухлик ловит мой взгляд и пожимает плечами. — Что? Если там зелье или артефакты — не помешал бы эксперт, вряд ли там поможет Арделл, раз уж зверь исключается. Ну, если так — кто поедет?
— Я поеду.
Звенящая тишина. В ней из полумрака спускаются начищенные туфли. Синеватые в полутьме брюки. Пятно рубашки — манжеты расстёгнуты и наползают на кисти. Последней из темноты выползает полуулыбка — сжатые губы и полукруги вокруг них.
Атархэ поставлю — поджидал время для красивого появления. Слушал сверху лестницы. И даже я прозевала — слишком была занята Морвилом и желанием убраться.
— Насколько я понимаю, «искрой» ведь может быть кто угодно? — Мясник выступает на свет и добавляет ухмылке леденистости. — И различий по полу нет? В таком случае, Лайл…
— Бо-оженьки!!!
— … если, конечно, вас это устраивает, господин Рион.
Амфибрахий пялится в ухмылку Нэйша заворожённо. И уверяет, что он почтёт за честь. Пухлик уверяет, что он почтёт это за кой-что другое.
– Без вариантов. Даже и не мечтай. Нет. С концами. Боженьки, да они же обо мне чёрт те что подумают!!
– Что же они о тебе могут подумать, Лайл?
– Самое страшное — что я пишу стихи, которые вроде как вдохновлены… ну, тобой.
Пухлик гримасой обозначает сущность Живодёра. Там что-то такое «долбанутый-головушкой-устранитель-вечно-всех-препарирует-по-горло-им-сыт-сожри-его-мантикора…».
— Тебя что-то не устраивает? — осведомляется Нэйш с дружелюбием голодной рептилии.
— Он ещё спрашивает! Нет, я, может, и предполагал, что литературные критики вдохновляются чем-то… таким… когда хотят кого-то разделать с концами. Но ты и поэзия. Поэзия и ты. Серьёзно? То есть… а ты вообще способен представить, как будет выглядеть в стихах то, на что ты можешь вдохновить? А как насчёт реакции публики? Ну, я не знаю — и сколько падут в неравной битве с этой поэзией? Скольким срочно понадобится спиртное? А если…
Палач выслушивает разливы Пухлика, чуть приподняв брови. С выражением, которое говорит, что плевать он хотел.
— … каким образом нас не выпинают из этого поместья взашей через минуту после того, как я начну читать что-то такое⁈
— Откровенно говоря, мне безразлично, Лайл. Тебе придётся позаботиться о стихах. Я ведь только «искра».
Нэйш неторопливо устраивается у камина, возле водной Чаши. Кидает нам с Морковкой по вежливому кивку. Морковка тут же начинает клокотать почти как Пухлик.
— Скажите, а вы решили взять на себя роль вдохновения из желания расстроить наше задание, или, может статься, в вас обнаружилась любовь к искусству? Помимо искусства убивать, я имею в виду — в этом вы мастер.
— Рад, что вы спросили, господин Олкест.
Водная Чаша вся в бирюзовых отблесках изнутри. Палач ведёт длинным пальцем по зарубкам на её краю.
— Анонимные вызовы начались около девятницы назад. Всегда женщина. Через артефакт помех или просто через звуковые помехи — так что нельзя определить голос или даже возраст. На лице маска. И всегда одно сообщение: «Помогите, избавьте нас от монстра». Всего вызовов было четыре. Последний — три дня назад.
Лортен пытается присвистнуть, но получается «ффуть».
Рыцарь Морковка глазеет на Мясника обвиняюще.
— Почему Гриз не знает? Четыре вызова… почему не знает вообще никто?
— Мы не берёмся за анонимки. Только заключение контрактов.
Не то чтобы я хотела выручать Мясника. Но Морковка забыл или не знал. Анонимки — тухлые дела, воняющие ловушкой. Их присылают чокнутые, или благожелательные дураки, или враги. «У моего соседа мантикора на заднем дворе!», «В цирке Эрнсау мучают алапарда!», «Бесхозный единорог! Нужно его забрать и полечить — срочно!» Потом выясняется, что мантикоры нет, алапард просто линяет, а у единорога — хозяин-стряпчий, который вприпрыжку несётся сочинять на тебя иск.
В удачные дни анонимных вызовов по Чаше бывает два-три — если писем Грызи не считать. В худшее моё дежурство было восемь за три часа.
— Вчера пришло письмо уже с указанием адреса — поместье Гюйтов. Несколько иное содержание: «Умоляю, будьте в день чтений. Спасите нас от чудовища». Подписи нет, написано нарочито безграмотно, крупными буквами. Но почерк скорее женский.
— Почему ты не сообщил Гриз? — свирепеет Морковка. — Вчера она ещё не уехала…
— Письмо, как и вызовы, не были адресованы госпоже Арделл. Или группе. Связаться хотели со мной.
— И как ты это выяснил?
— Во-первых — никто подобных посланий не получил.
Морковка ищет сперва мой взгляд, потом взгляд