чём это я? Ирлен Гюйт, конечно, бывал обижен критикой. Он-то полагал, что он великий автор, и жаждал признания! Я даже удостоился эпиграмм от него после рецензии на его особенно бездарный сборник — уверяю, эпиграммы были ещё бездарнее сборника. В общем, он полагал себя непонятым, но упорно продолжал творить и читать сотворённое на салонах и чтениях — до той самой смерти Морио. Это его подкосило — он, говорят, едва не обезумел от горя во время её болезни, а после год просто не выходил из поместья. И дал зарок, что никогда не посетит ни одного салона. Не прочитает ни строки — в чужих стенах.

— Ирлен Феникс на слуху несколько больше года, — Морковка крутит рыжую прядь. — И с тех пор читает он только у себя в поместье. Основал собственный салон…

— «Сила искусства» — что за нелепое, непоэтическое название! — это уже Бабник. — Но он на слуху, да-да, ещё как на слуху! Вот уже год на чтения в салоне едут поэты и критики со всей Кайетты — и восторг, полнейший экстаз, у всех, пьянящий и невообразимый! Они говорят, что эти стихи неповторимы! Что они бьют прямо в сердце, что меняют их сознание! Что в них есть что-то потустороннее — а, каково?

Пухлик, который думал было уже вздремнуть, поднимает голову.

— Все говорят? До единого?

— Вообразите. Все в один голос — а между тем было уже шестнадцать заседаний, завтра семнадцатое.

— Да чтобы за шестнадцать чтений не нашлось доброго человека обгадить ближнего…

— Хм. Если он их подкупает?

— Мел, о, вся поэзия Стрелка — неужели ты настолько наивна? — Бабник пучит глаза. — Бурный мир литературы — в нём плавают такие акулообразные создания… к тому же иногда небедные… что купить их попросту невозможно!

— В крайнем случае возьмут деньги, но обгадят всё равно, — Морковка чуть морщится, но подтверждает слова Пухлика кивком.

Творческие и возвышенные. Мантикора их мать.

— Как понимаете, такое явление не могло меня не заинтересовать. Уверяю, я бы с удовольствием исследовал эти поразительные строки господина Гюйта-Феникса. И если бы они соответствовали восторгам — почёл бы за счастье написать об их гениальности. — Физиономия Амфибрахия говорит об обратном. — Только вот этих строк попросту не существует в письменном виде. Господин Гюйт — напоминаю, автор дурного количества сборников имени себя! — за год не издал ни единой книги. Не предложил ни единой строчки ни в одно издание — притом, что журналы и газеты охотятся за его стихами! Объясняет он это весьма мистично: мол, он никогда не повторяет своих стихов, они мимолётны словно жизнь. Окружающие же уверяют, что он впадает в подобие поэтического транса и начинает читать стихи, словно ему надиктовывает их некто со стороны — а после сам не помнит ни строчки!

— Насколько я могу судить, — добавляет Морковка, — присутствующие на чтениях тоже их не помнят после. Говорят, его стихи настолько прекрасны, что поглощают тебя целиком, и после них остаётся лишь переживание.

— Удобнейшее объяснение, а?

Бабник развлекается как дитя малое, только что в ладошки не хлопает. Поясняет, что уж его-то дружка не проведёшь. А потому дружок заподозрил неладное. И, конечно, накатал полную сомнений статейку в кляузно-критическом тоне.

— … так сказать низринул недостойного с облаков, где пирует Стрелок и его посланцы, а? И засеял зёрнами сомнения ниву читательских умов, не так ли?

Угу. И удобрил всякой дрянью тоже. Лортен предлагает дружку процитировать статью. Тот смотрит сначала на меня, потом на Морвила. Потом на пока-что-ещё-вежливого Яниста.

— Не думаю, что цитаты уместны… в общих чертах я намекнул: широкой публике неизвестно, что творится на заседаниях этого салона, в поместье Гюйтов. И чем вызваны такие восторги. Если взять мой посыл — то можно сказать, что я обвинил Ирлена Гюйта в мошенничестве. Статья вышла на прошлой девятнице, и три дня назад… вот.

Солидная картонка с пошлыми вензельками. Завтра. Начало в три пополудни, сами чтения после заката. Приглашение на господина Гюйта и ещё одну персону.

— На самом деле, разумеется, это предполагает от одной до четырёх персон: приглашённый может быть с учеником, другом или возлюбленной, однако «искры» в приглашении не указываются — а они могут присутствовать или не присутствовать. В любом случае, вдохновение идёт вместе с вдохновителем, не так ли? К приглашению прилагалось достаточно многозначительное письмо. О том, что господин Гюйт будет счастлив меня разубедить в моих заблуждениях. А публика, разумеется, будет счастлива услышать мои стихи — вы ощущаете, какой злой насмешкой веет от этого⁈ Поверьте, я не пошёл бы туда, даже если бы и не предполагал ловушку — к этим… ремесленникам, не знающим истинной поэзии! Поток злословия, досужие остроумцы, которые мнят себя истинными ценителями и почитают непременным обхаять всё, что для них недостаточно ново и оригинально. Но показать себя трусом… и к тому же хотелось бы разобраться… Итак, я не знал — что делать, однако потом…

— Нас связала судьба! Перекрестница перекрестила наши тропы! Я вспомнил про своего старого друга и подумал: почему бы не навестить и не побеседовать…

…ясно, Бабник просил в долг.

— … и Виллем поведал мне эту потрясающую историю, и я подумал: как директор питомника я не могу оставаться в стороне. Мы не можем оставаться в стороне — тем более, что мы вообще-то же помогаем людям!

— Вообще говоря, мы здесь животным так-то помогаем, — роняет Гроски под нос, но Лортен взвивается на ноги и трясёт у него под носом пальцем:

— Согласно одной теории, которую кое-кто из ужасных женщин озвучил мне на этой девятнице… Мелони, да-да, кто сказал мне «Отлезь, скотина»⁈ Итак, согласно теории по которой зверь — тоже человек, то есть наоборот…

Увязает в собственном красноречии, встряхивает головой и добивает:

— Считайте это моим официальным распоряжением, да!

— Пшшшшёл ты…

— Группой «ковчежников» руководит Гриз, — перебивает Морковка, покосившись на меня предупредительно.

— Пф! Хочу напомнить, что я по своей должности выше этой ужасн… Арделл и не нуждаюсь в её посредничестве, когда раздаю приказы сотрудникам!

— А если я таки тебя пошлю — ты мне душу вывернешь своей трепотнёй?

— Та-а-ак, тихо-тихо-тихо, детишки, — это уже пухлый глас разума. — Давайте-ка мы сперва кое-что уточним. Приглашение от одного до четырёх — но вы сказали, что вообще туда не собираетесь. А можно спросить — каким